Офелия учится плавать

— Земь? — презрительно повторил шофер и пересчитал деньги. — Вы поженитесь со мной, мадам! За земь годов у нас будет земь детей. Гарантирую! — Он осклабился.

— Охотно верю! — Где же, черт побери, дверная ручка? О Боже! Ее вообще не было.

— Земь зыновей! — ухмыльнулся мужчина, открыл окошко и смачно сплюнул на дорогу. — Я — арраб! Мадам, в зубботу вы идете со мной есть!

— Это невозможно! — Меня охватила паника. — Мой муж чудовищно ревнив! Мой муж…

Он поднял руку.

— Франзуз?

Я кивнула. Он опустил руку и посмотрел на меня испепеляющим взглядом.

— Устрраним!

— Как, простите? — воскликнула я недоверчиво.

— Я устрраню, — повторил таксист и снова закрыл окно. — Слишком много франзузов во Франгции! Слишком много! Мадам, в зубботу. Перед этой дверрью. В восемь. О’кей?

Я сидела как парализованная. Очевидно, в свободное от основной работы время мужчина был террористом.

— О’кей? — настойчиво повторил он и пронзил меня таким взглядом, что я едва осмеливалась дышать. — В зубботу, о’кей?

Я слабо кивнула. Главное — выбраться из машины.

— Я оччень зимбадичный, а? Я тебе нравлюсь? А?

— Да, да! — поспешно вскрикнула я. — Страшно! В самом деле!

— О’кей! — Он распахнул для меня дверь, снова захлопнул ее за мной и умчался с завывающим мотором.

Я стояла, как в столбняке, на улице. Это и есть Париж? Вероятно, что-то изменилось в этом городе, с тех пор как я в последний раз была здесь. В аэропорту я видела почти столько же темных лиц, сколько и светлых, а сообщения о подложенных в кино, почтамтах, ресторанах и синагогах бомбах уже достигли Канады. Два года что-то где-то взрывается в Париже, хотя — насколько я могу судить — в глаза ничего подобного не бросается. Наоборот.

Я зашагала к дому, которому было суждено дать мне приют на ближайшие шесть месяцев. Это был изумительный особняк начала века, входная дверь которого, из кованого железа и стекла, была истинным произведением искусства. Открыв ее, я попала в холл, не менее изысканный: мраморный пол, огромные настенные зеркала и лепнина. Вся лестница устелена красными коврами, в начале — две белые колонны с амфорами, из которых до самого пола свешиваются пышные вьющиеся растения. Кто бы мог подумать, что я так шикарно буду жить в Париже?

Лифт по степени художественности не уступал входным дверям, и мое настроение явно улучшилось, пока я беззвучно скользила в нем наверх. Земные тяготы словно покидали меня, и мои мысли обретали более четкий характер. У меня всегда так бывает. Самые лучшие идеи приходят ко мне на высоте, например, в самолете, там как бы раздвигаются горизонты. На первых порах сойдет и седьмой этаж, ибо я уже стою перед высокой полированной дубовой дверью с пятью замками — дверью в свою новую квартиру.

Я открываю, вхожу и оказываюсь в великолепном салоне. Он тянется во всю ширину дома и выложен розовым ковром. Слева две застекленные до пола двери ведут на террасу, справа — балконная дверь, перед которой стоят два шарообразных лавра. Вид в обе стороны просто восхитительный.

В дивном настроении выхожу на балкон и дышу полной грудью. Солнце, тепло, щебетанье птиц. Лавровые деревья покрыты молодыми светлыми побегами. Я ощущаю прилив свежих сил. Просто не верится, что вчера я села в самолет глубокой зимой, при четырех градусах мороза.

Мой настрой все лучше и лучше. Белая, покрытая лаком винтовая лестница ведет с балкона наверх, в сад под крышей, тоже являющийся частью этой квартиры. Я запрокидываю голову и вижу мощное, усыпанное белыми цветами дерево, на нем двух чирикающих воробьев, а рядом — красные тюльпаны в деревянных бочках. За ними стоят цветущие белые, розовые и бордовые кусты. К стене прислонен сложенный желтый шезлонг.

Возвращаюсь в салон, переполненная чувствами. Нелли сняла для меня не какую-нибудь первую попавшуюся квартиру, а квартиру директора Парижской оперы, уехавшего в турне в Америку. То, что владелец квартиры — артист, видно сразу. Почетное место в центре салона занимает блестящий черный концертный рояль с двумя античными диванами по бокам: солнечно-желтым канапе и нежно-лиловой кушеткой. Одна стена занята пластинками, другая полностью отдана книгам по оперному искусству.

Сбросив туфли, я отправляюсь на экскурсию. Ступни блаженно утопают в розовых коврах, которыми выложены все апартаменты. Это самые толстые и мягкие ковры, на которые когда-либо ступала моя нога.

Итак! Я владелица двух роскошных ванн, двух гостиных, столовой для больших компаний и чудного, уютного кабинета. Но жемчужина — это, конечно, спальня с настоящей французской двуспальной кроватью, увенчанной балдахином из индийского шелка, причем она такой ширины, что там мог бы безболезненно разместиться целый оперный хор.