Офелия учится плавать

Тем не менее, я не оставляю надежды. Напротив, перехожу во фронтальное наступление. Еду на Монмартр. Там, согласно статистике городской администрации, существует триста шестьдесят официально зарегистрированных художников, и больше половины из них — французы.

Мой план прост. Если мне кто-то приглянется, я закажу свой портрет. Если он мне потом не разонравится, приглашу его домой на ужин. Остальное будет видно.

На улице жарко. Что мне надеть? Долго не раздумываю. Конечно, мой новый «салопет», он мне особенно идет. Нежно-розовый хлопок в мелкую крапинку, легкий, воздушный и удобный. Последний крик моды в Париже в этом сезоне. Забавная вещь, смесь детского комбинезона и костюма астронавта, состоящая из длинных брюк с пришитой к ним верхней частью, без рукавов, с глубоким вырезом, скрепленной на плечах лишь тонкими бретельками. К нему белые лаковые туфли на низком каблуке, никакого белья и узкий поясок из розового жемчуга.

Свои пышные волосы я заплетаю в косу. Кроме легкой розовой помады, не наношу никакой косметики. Выгляжу, как школьница. Это — не преувеличение. За последние недели, с тех пор как перестала есть мясо, я значительно помолодела. Круги под глазами исчезли, кожа стала чище, и все лицо выглядит свежее.

Засовываю тысячу франков в карман брюк, прихватываю свои новые белые солнечные очки и выхожу из дома. Вернусь с французом. Если уж не могу писать, то хотя бы набираться опыта мне под силу. Продвину работу над книгой Нелли хотя бы таким путем. Это самое малое, что я могу для нее сделать.

На Монмартр еду не на такси, а на автобусе. В четверть третьего я на знаменитой площади Тертр. Там настоящее столпотворение. Я совсем забыла, что сегодня воскресенье, и по уик-эндам тут все забито людьми. Сегодня особенно худо. Погода прекрасная, и весь Париж, похоже, устремился сюда. Люди толпятся вокруг маленькой площади в шесть рядов. Тут французы из провинции. Туристы со всего света. Дети и собаки.

Слышны языки и наречия всего мира, настроение у всех самое радужное, и под красивыми красными зонтиками в середине площади нет ни одного свободного стула. Мне все-таки удается найти одно местечко — за столиком группы канадских туристов из Квебека (которые тут же принимают меня за француженку). Меня приглашают выпить с ними, и я заказываю себе маленькую чашечку крепкого кофе и бутылку «Перрье». Пока мы беседуем о Лувре, Моне Лизе, Нотр-Дам и парижских мужчинах, я с нетерпением жду, что хаос уляжется и я смогу, наконец, добраться до художников, которые вплотную друг к другу сидят на тротуарах.

К пяти часам толпа немного рассеивается. Я благодарю земляков и встаю. На площади хотя и осталось порядком туристов, но, по крайней мере, можно передвигаться без того, чтобы тебя толкали и пихали со всех сторон.

Я медленно обхожу площадь, и настроение мое значительно поднимается. Скажу сразу: количество художников впечатляет. Среди них, правда, на удивление много художниц, но мужчины преобладают и весьма радуют глаз. Есть высокие и маленькие, плотные и худые, черные, белые, желтые и красные (да-да, индейцы тоже умеют рисовать!). Есть кудрявые блондины и лысые, длинноволосые и модно причесанные, очаровательные мальчишки и интересные мужчины в зрелом возрасте, словом, есть все, и с каждым тут же завязывается разговор, стоит только остановиться.

— Прошу, мадемуазель, хотите свой силуэт в профиль? Всего за девять франков. Будет готов через две минуты. — Я не хочу свой профиль, вырезанный ножницами. Не хочу и теневой силуэт за тридцать франков или портрет маслом за триста. Меня интересуют портреты, выполненные углем. Они стоят двести франков и делают за полчаса. Но кого же выбрать?

С многообещающей улыбкой я обхожу ряды и выискиваю тех, кто без обручального кольца и похож на француза. Наконец, я останавливаю свой выбор на трех и даю им лучший шанс в их жизни.

Я прекрасно провожу время. Заказываю три портрета: у юноши с черными вьющимися волосами из Лиона, у чувствительного брюнета с голубыми глазами из Марселя и забавного блондина с ежиком на голове, позирование которому пролетает как одно мгновение. (Он из Монружа, парижского пригорода.)

Всем троим я обещаю прийти вновь и с картинами под мышкой удаляюсь, довольная собой. Вернее, сворачиваю за угол, на маленькую площадь Кальвэр, где под деревьями расставлены белые столы и стулья. Относящийся сюда ресторан называется «Шез Плюмо». Он выглядит как что-то временное и больше похож на деревянную беседку, но очень уютный и явно еще из прошлого века, когда город был вдвое меньше и гораздо менее опасный.

Сажусь в свободном углу на белый плетеный стул из проволоки. Боже, до чего неудобный! Вот он точно из нашей эпохи. Ладно, не буду ворчать. Заказываю себе стакан лимонада и разворачиваю все три портрета. Сейчас сравню картины и решу, кому оказать честь. Через две минуты решение принято.