Офицер Красной Армии

Капитан проснулся сам, никто его не будил и не издавал шума. Просто организм выспался. Он несколько секунд лежал, прислушиваясь к спящему лагерю. Тишиной то, что происходило на его территории, назвать было трудно. Нет, машины не ревели моторами, никто не кричал и не командовал. Лагерь именно спал, но храп, бормотание в бреду, изредка стоны всё-таки присутствовали. Было слышно, как хрустит под сапогами часового прошлогодняя листва да где-то неподалёку капала вода. Причём достаточно громко капала, на какую-то жестянку. На секунду задумавшись, Шереметьев припомнил, что помимо разнообразных автоприцепов была и бочка с водой для кухни, и её как раз отцепили и поставили метрах в десяти от палатки, где спал капитан со своим экипажем и парнями из других подразделений. Палатка была большая, на двадцать человек.

Потянувшись, он сел и провёл рукой по лицу, стирая уходившую сонную одурь, понемногу приходя в себя. Собрав сапоги с портянками и тяжёлый ремень с кобурой, стараясь никого не разбудить, он тихо вышел из палатки и, устроившись на самодельной скамейке, ранее бывшей бортом на грузовике, что стоял неподалёку, поставил сапоги рядом и задумался.

Офицер воевал уже не один месяц, десять ровным счётом, если считать те, что уходили на переформирование и пополнение. Когда их дивизию свели в бригаду, тогда тоже многое было удивительно и непонятно. Почему мы до сих пор отступаем и почему не прогоним врага с наших территорий? Но по мере набирания опыта приходило понимание, что война будет долгой, кровопролитной и с большими потерями как в людях, так и в материальных ценностях. Потом война стала понятной и можно сказать привычной. Их батальон был пополнен техникой и людьми. У кого в батальоне было около тридцати машин КВ-1, да притом часть усовершенствованных КВ-1С? Вот у него они были. Причём при пополнении удалось урвать шесть машин из десяти в свой батальон. Эти танки были особенными, для эксперимента конструкторами были увеличены башни и установлены стадвадцатидвухмиллиметровые пушки. Танки эти не планировалось пускать в бой, а обкатав на полигоне, определить их ценность. Однако как-то так получилось, что и эти машины оказались на платформах идущего в сторону фронта эшелона. У Шереметьева был именно такой танк, полюбившийся за полтора месяца. Очень много он на нём пережил. Вот и сейчас, сидя на скамейке, он вспоминал своего железного друга, которого так любил и берёг весь экипаж.

Постепенно его мысли свернули в другое русло. Он вспомнил, как его батальон на днях подняли и отдали удивительный приказ оставлять технику на месте базирования и грузиться на самолёты.

Потом полёт, встреча с удивительными людьми, теми, кто известен по эту сторону фронта, как фроловцы. Парни были герои, это без сомнения. Крохотными силами взяли крепкий, хорошо охраняемый город с немалыми трофеями, одни танки чего стоят. Потом знакомство со ставшим легендой не только у партизан и немцев, но и у всех фронтов майором М.

Формирование бригады, тот переход по главному шоссе области, который он и его люди запомнили на всю жизнь, как беспрецедентный по наглости и мужеству. Захват материальной части двух артиллерийских полков и, наконец, прорыв сходу кольца окружения.

Потом была ночная передача техники в руки танкистов-партизан. Фролов не солгал, их помощь действительно была нужна только для деблокирования. Потом, когда подразделения партизан покинули так называемую партизанскую область и по зачищенной дороге направились в сторону фронта, и последовала эта процедура передачи танков. Капитан помнил того уставшего майора-танкиста, что принимал машины обоих батальонов, формируя из них полк. Он тогда ходил вдоль стоявшей на обочине дороги колонны и наблюдал, как его парни объясняли новым экипажам, какими «болезнями» страдает та или иная машина, за это время ставшая им родной. Глядя на оборванных партизан, он первый стянул тогда с себя свой комбинезон-талисман, оставшись в форме офицера Красной Армии со всеми полагающимися наградами на груди и полевыми погонами на плечах. Комбинезон и шлемофон он подарил майору. Это вызвало волну обмена, парни батальона передавали свои комбинезоны и даже личное оружие партизанам, понимая, что оно им пригодится. Шереметьев этому не препятствовал, сам был инициатором. А оружие спишется, Батя поддержит.

Многие партизаны подходили к бойцам Шереметьева и, обнимая их, со слезами на глазах говорили, как они рады были их видеть. Некоторые с детским любопытством трогали невиданные ими ранее погоны, разглядывали награды. Все танкисты имели их при себе. Собирались в спешке, времени на сдачу просто не было. Да что там, у всех в карманах были удостоверения.