Офицер. Сильные впечатления

— Да ты, Маша, просто вредная девчонка. В тебе сидит дух противоречия — еще упрямее, чем в моей жене. Ведь это прекрасно, что у тебя появился эдакий мужчина. Теперь я вижу, что у тебя есть самые веские основания, чтобы снова отправиться на Кавказ… Мы это обсудим с кем следует. Больше нет проблем?

— У него жена.

— Вот мерзавец! — вырвалось у Риты.

— Как женился, так и разженится, — преспокойно заявил Иван, словно сам проделывал это каждый день. — Не вижу никаких проблем… Вот только о каком поле он говорил? Насколько я понимаю в географии, это не имеет никакого отношения к сельскому хозяйству. Стало быть, это поле брани и ты спуталась с человеком в погонах.

До Маши вдруг дошло, что супруги смотрят на нее почти с ужасом.

— Кавказский сюжет… — сказала Рита. — Значит, на русскую классику потянуло? Это правда?

— Что спуталась — да. И что он военный — тоже. Только здесь теперь все кажется совершенно другим… Я и сама не знаю, чего хочу и что делать.

— Только не нужно рассказывать нам, что этот полковник (ведь он полковник, я полагаю?) верный сын своего отечества, храбро сражается с супостатами и достоин восхищения. Это, я думаю, само собой разумеется. Боюсь, очень скоро у партии войны появится еще одна горячая сторонница. Если уже не появилась…

Маша энергично замотала головой.

— По крайней мере, не забывай своего бедного звукооператора, который тоже достоин всяческого восхищения, — вздохнула Рита.

— Может, действительно Маше стоит подумать о шоу… — начал Иван.

— Не будь смешным, Ваня, — оборвала мужа Рита. — Разве ты не видишь, что она влюблена в него самым пошлым образом. Вот только беда — у него, оказывается, жена.

— Не такая уж и проблема, — снова вставил Иван Бурденко.

— Ишь ты какой быстрый, — возмутилась Рита. — Ты лучше спроси у нее самой.

Муж и жена посмотрели на Машу.

— Мне бы не хотелось, чтобы из-за меня рушилась семья… — выдавила наконец та.

— Если на то пошло, — бесстрашно заявил Иван Бурденко, — браки заключаются на небесах.

— Вот что, разлучница, — решительно сказала Рита, гладя Машу по голове, — через несколько дней мы поговорим с Зориным. У тебя еще есть время все обдумать. Но только не сегодня. На сегодня с тебя довольно. На тебя и так жалко смотреть.

— Ты, наверное, как всегда, права, Рита. Но что мне обдумывать? Единственное, о чем я могу думать — любит он меня или нет…

— За что боролись, Маша? — опечалилась подруга. — Снова поставить всю свою жизнь в зависимость от мужчины?

— Интересная мысль, — улыбнулся Иван. — А если это любовь? Как тогда?

— Давайте сменим тему, — попросила Маша. — Как поживает господин Зорин?

— Что ему сделается, — пожала плечами Рита. — Живет не тужит.

— Тебя вспоминает господин Зорин, — пошутил Иван и тут же почувствовал, как жена наступила ему на ногу. — Вот, говорит, Маша Семенова, — поспешно сказал он, — какой образец сочетания высокого профессионализма и женственности!

Маша едва заметно усмехнулась.

XII

Зиму и весну Маша усердно припахивала ассистенткой у Артема Назарова. Однажды поздно вечером, когда она отправилась за какой-то официальной информацией в крыло здания, где располагались начальственные кабинеты, она задержалась перевести дух в небольшой уютной приемной с двумя чудесными аквариумами. Заглядевшись на золотых рыбок, она не заметила, как дверь одного из кабинетов распахнулась и перед аквариумом возник мужчина в серебристо-дымчатом костюме и принялся не спеша кормить рыбок. Чуткие ноздри Маши уловили сладковатый аромат сухого корма — запах, напомнивший о детстве, и она непроизвольно улыбнулась и тут увидела, что мужчина смотрит на нее и тоже улыбается… А через минуту Маша уже сидела в его кабинете и мило беседовала с самим господином Зориным, одним из нынешних «отцов-основателей» и руководителей мощной телевизионной империи.

Господин Зорин был высок, благородно-спесив и как бы слегка рассеян. Эдакий вечный студент института международных отношений. На висках — серебро в тон костюму. На внесезонно загорелом лице то и дело сверкала непринужденно-демократическая улыбка, хотя отливающие никелем глаза оставались при этом абсолютно холодными. Что понравилось Маше, так это его аккуратный рот с безупречно выведенной линией губ. Слова господин Зорин выговаривал исключительно внятно, а язык у него был подвешен на грубовато-иронический американский манер. То ли естественным образом, то ли обдуманно. Впоследствии, кстати, многие работающие в эфире переняли у шефа эту изящную манеру и щеголяли ею даже в серьезных аналитических программах. Так у нас изъясняются голливудские персонажи в горячечной интерпретации синхронных переводчиков.

— Классную хреновину вы вчера учудили у себя в программе, — сходу выдал он Маше, едва та успела заложить ногу на ногу. — Те из зрителей, кто еще не спал, должны были обмараться — от страха или от смеха…

— Благодарю вас, — скромно ответила Маша.

Господин Зорин ухватил со стола какое-то хромированное канцелярское приспособление и от нечего делать принялся перебрасывать его с одной ладони на другую.

— Можно откровенно? — спросил он и, не дожидаясь разрешения, заявил: