Офицер словарного запаса

До меня многим позже дошло, что когда родители меня родили, они вообще то были довольно юны, по 24 года. И откуда им было знать, что там полагается делать с младенцами? Любили и заботились как могли, отдавали все что сами имели в душе и за душой. Причем дошло это как-то внезапно и вдруг, когда я участвовала в тренинге, что-то про рождение это называлось. Заново пройти путь рождения и принятия в мир твоими родителями. Из большой разновозрастной группы нужно было выбрать двоих участников на роль твоих условных родителей. И все старались назначать на ответственную должность людей постарше, повзрослее, поопытнее. Я выбрала тех, кого не выбирал никто — мальчика и девочку, как раз лет 23х. И они так старались, так переживали за меня, так подбадривали и поддерживали, что у меня до сих пор слезы прихлынывают от эмоций, а это происходило 5 лет назад. И грех было не родиться, когда ты идешь на такой мощный зов. По условиям тренинга для этого надо было проползти сквозь длинный тесный темный проход и еще какая то ритмичная музыка грохотала при этом. И требовалось долго и энергично протискиваться, двигаясь вперед только на голос, потому что больше опереться было не на что. И в конце тебя встречали и обнимали и радовались тебе, как самому родному, близкому и долгожданному человеку.

Тренинг про умирание тоже кстати был. Мне понравился. Только под плитами лежать тяжело — несколько человек укладываются поверх тебя, и если будешь рыпаться, то скорее всего пострадаешь. А если лежишь тихо, дышишь неглубоко и ровно, и принимаешь со смирением все происходящее, то тебя, после разнообразных ритуальных процедур, таки относят наконец в тихое место, завернутого в саван. И это благословение. Умирать вообще благословение, как мне кажется.

А предварительно надо было некролог про самого себя составить. И из 20ти человек ни один не сказал про себя, что был мерзавцем или хотя бы ошибался. Нет, все как один заявили — «он был хорошим парнем и еще мог так многого достичь». Не уверена, что хоть кто-то после тренинга бросился достигать. Впрочем, точно не знаю. Я то про себя просто сказала — с ней было легко, и за это ее любили мужчины, дети и звери.

…….

Право первого прочтения этих простыней принадлежит двум моим друзьям, Лене и Андрею. Мы знакомы большую часть жизни. Они женаты с какого-то там курса. Удивительные люди. Как-то ведь вот можно не довести до взаимного белого каления в первый же год, преодолеть испытания тремя декретами и прочей порчей характера с годами. Это какое-то непостижимое для меня мастерство и магия. Они прочитывают независимо друг от друга каждый последующий отрывок текста, пишут мне оба хвалебные или соболезнующие отзывы или просто слова поддержки и подбадривания. Если бы не они, я бы замерла после первых же страниц.

Да, был еще один человек — первая жена БМ. Не могу сказать, что мы разительно похожи, но обе не без легкой придури. Видимо это нас и роднит. Мне всегда была непонятна ревность женщин к предыдущим женам. Если уж вы умудрились выбрать одного и того же человека — как минимум что-то в вас есть общее. Как минимум одна черта. И вкусовые предпочтения. И значит, оснований для вражды у вас гораздо меньше, чем для приятельства, это как минимум. Так вот она прочла и поддержала, и похвалила. И это придавало силы действовать дальше.

Я вообще думаю, что мне помогают гораздо чаще, чем помогаю я. Просто одни люди наделены способностью щедро раздавать милость ближним. А другие скупо берегут и экономят, и остаются на бобах по итогу. Скудость души. Есть же скудоумие. Пусть скудоумие тоже будет.

14 ноября.

Каждый раз, когда возвращаешься домой, даже если уходил на 10 минут, по возвращении у порога тебя встречает лицо кошачьей национальности. И пронзительно всматривается тебе в глубину души, как бы одновременно задавая сразу три сакраментальных вопроса: гдебыла, чекупила и тыменялюбишь? Каждый раз, зарываясь лицом в мех, сообщаю что люблю, куплю, и где была, там меня уже нет, а вот она я.

По воскресеньям довольно часто, по старой памяти, вожусь с одними очаровательными двойняшками, мальчик и девочка, сейчас им по полтора года. Почему-то вообще мне везет на двойняшек. Как и все почти дети, они любят музыкальные игрушки, эти порождения сатаны на земле. Говорят в Гуантанамо есть пытка одной и той же мелодией на протяжении долгого времени. На 18-й раз прослушивания лимпопо, лимпопо, лимпопо я уже готова была сознаться во всех мыслимых и немыслимых преступлениях. Только чисто случайно наступила мне амнистия, они нашли карандаши и радостно кинулись расписывать белые стены. Дети как батарейки. Только непонятно как это работает. Они потребляют ресурс, и они же тебе его восстанавливают. Но ты все равно истощенный по итогу. Полный, но пустой. Прямой путь в дао из детской.