Офицер. Слово чести

– Ты тут останешься, на хозяйстве. Я туда и обратно, недели две не будет. Никто сюда Боткина не отправит, а меня выдернуть легко. Ротмистр не дурак, тоже телеграмму отправит, и так как вскоре информация до Боткина дойдёт, он и задёргается. Меня сразу отправят в Питер.

– Интересную ты штуку провернул. А я ведь не верил, что этим вечером жандармы заявятся. А с майором, командиром твоим, что делать будем? Не нравится он мне.

– Взаимно. Я, когда возвращался после рейда, решил скинуть его с этой должности, и если не самому занять, то адекватного офицера дождаться, с которым полажу, тогда в отделе поработаю. Но сегодня я разобрался: там и работы никакой нет, собрал мудак всяких захребетников, что хотят отсидеться в тёплом месте при штабе, – и понял, надо менять ситуацию. С такими кадрами никакой разведывательной информации от отдела не будет, и армия останется слепой и глухой. А это может, да и должно привести к катастрофе, и наша армия погибнет.

– Так надо менять ситуацию!

– Возможно. Только я не знаю, кто этого майора прикрывает, занимает он эту должность явно не по праву, слабый специалист, значит, под высокой рукой ходит, надо бы выяснить, кто это… Ладно, давай на телеграф, ну и я по делам прокачусь.

Наставник не стал спрашивать, куда это мне приспичило. Мой денщик оседлал ему коня, мне Ворона и вьючную. Я прихватил нужные инструменты и поскакал прочь от города. Хм, как и я думал, слежка была – бричка за мной увязалась. Куда ты в лесу без дороги денешься? Сбросив хвост, я добрался до почтовой станции, где мы лошадей меняли, когда ночью везли пленного полковника, только к станции выходить не стал, а, поискав в кустах, вытащил спрятанный железный ящик и уволок его подальше от станции и стал вскрывать. Ну точно, денежный ящик. Я его в кабинете финансиста нашел и, когда приподнял, понял, что он совсем даже не пустой, оттого и прихватил. Сам нёс и в рапорте о нём не указывал. В ящике деньги и золотые монеты оказались, а сверху ведомость, тут была зарплата офицеров всей германской дивизии. Выходило почти сто тысяч, – однако неплохо получилось!

Все деньги отправились в сумку, ведомость тоже прихватил и поскакал обратно. В полночь вернулся, денщик, проснувшийся от шума, повёл лошадей в конюшню, а я отнёс сумку с трофеями к себе в комнату и убрал под кровать. Потом собрал вещи, приготовил багаж и сделал вид, что лег спать. Из одеяла сложил контуры спящего человека, а сам переоделся в тёмные одеяния и через открытое окно скользнул наружу. Через полтора часа я вернулся и, раздевшись, действительно уснул. Этой ночью в Лодзи ночевал генерал Жилинский, прибыл по служебным делам, в истории моего мира именно он ответственен за провал наступательной операции в этих местах. Так что я забрался через окно в частный дом, где тот встал на постой, вырубил его – подушку на лицо навалил, – и, дождавшись, когда дёргаться перестанет, проверил пульс и так же через окно ушёл, посыпая путь жгучим перцем. А часовой так и спал стоя. Всё я проделал очень аккуратно, надеюсь, смерть генерала примут за несчастный случай, а врачи, проведя поверхностный осмотр, только подтвердят это.

Утром, к моему удивлению, жандармы так и не нагрянули. Хотя я всё приготовил, багаж собран, чтобы незамедлительно выехать к ближайшей железнодорожной станции и дальше в столицу. Поэтому в соответствии с обычным утренним распорядком я позавтракал и отправился в отдел, где продолжил работу. Главная новость в городе – смерть генерала Жилинского, там жандармы работали. Задания мне всё равно не давали, хоть чем-то займусь, той же канцелярией. Вечером у меня назначена встреча с командующим, однако за час до неё меня нашёл в отделе тот же ротмистр и показал приказ, подписанный нашим командующим: направить меня спешно в столицу. Ну, вот и всё, всё, что я так готовил, тонкими манипуляциями подводил к себе интерес, совершилось.

Я ознакомил с приказом своего непосредственного командира, он завизировал это подписью, после чего мне в канцелярии штаба оформили командировку в столицу, как человеку военному, потом заехал на место постоя, забрал саквояж и вещмешок, и проследовал с жандармами. Только не на железнодорожную станцию. Рядом с городом был аэродром, у армии свой авиаотряд имелся, меня устроили во второй кабине, аэроплан был двухместным, багаж разрешили взять, он не превышал допустимый вес. Когда запустили двигатель, я искренне перекрестился, и мы взлетели. Фуражка на коленях, на голове лётный шлем.