Офицерская честь

Но он не успел. Его первого сбросили с сиденья, да так быстро, что он не успел даже выхватить пистолет. Слуги, стоявшие на запятках, тотчас разбежались в разные стороны, напуганные грозным видом нападавших. Их было больше, да и выглядели они решительнее. С такими попробуй свяжись. Чья-то рука рывком открыла двери кареты и грубо схватила графиню за плечо. Единственное, что она в это мгновение увидела, так это то, что ее люди разбежались в разные стороны, бросив на произвол судьбы свою госпожу. Ее выбросили из кареты, а какой-то грязный оборванный мужик огромного роста, ощерившись, для чего-то стал распутывать перед ее глазами веревку. Из груди пленницы раздался истерический крик: «Помогите!». И она, рухнув, потеряла сознание.

Глава 5

Шел 1799 год. Французская республиканская армия продолжала громить австро-итальянских союзников. Командующий их объединенными силами барон Мелас явно не справлялся со своими обязанностями. Смертельно напуганный французами австрийский император Франц обратился к русскому императору Павлу I с величайшей просьбой помочь войсками и, главное, — прислать Суворова.

Павел долго не раздумывал — французы его пугали — и написал опальному фельдмаршалу письмо, сказав при этом московскому губернатору Ростопчину:

— Вот каковы русские — везде пригождаются.

Его флигель-адъютант Толбухин с царским посланием примчался в Кончанское. В нем царь писал: «…между прочим, теперь не время рассчитываться. Виноватого бог простит. Римский император просит Вас в начальники своей армии и вручает Вам судьбу Австрии и Италии».

Толбухин нашел Суворова на горе Дубихе, где тот, сидя в старом кресле, одетый в тулуп и валенки, глядя в открытое окно, любовался зимней русской природой. Его тешило все: величественная поступь сохатого, бег зайца от рыжей лисицы, птичий гомон по случаю появления серого. Толбухину пришлось отсчитать восемьдесят ступенек, прежде чем попасть к фельдмаршалу.

Прочитав царское послание, Суворов на мгновение задумался, потом посмотрел на вспотевшее лицо Толбухина, хохотнул и вдруг резко поднялся.

— Едем!

С появлением Суворова союзные войска стали успешно громить блестящих французских генералов: Моро и Макдональда, тем самым открыв путь в Генуэзскую ривьеру, где Суворов хотел нанести решающий удар неприятелю. Но на пути к исполнению этой задумки оказалась Александровская цитадель. Отделенная от города рекой Танаре, она имела вид правильного шестиугольника, считалась одной из лучших крепостей Италии. Командовал гарнизоном смелый и решительный французский генерал Гарданна.

Оценив возможности штурма этого шедевра инженерной мысли, фельдмаршал распорядился подтянуть из Турина тяжелую артиллерию. Расставив ее по ближайшим сопкам, он приказал в три часа пополуночи открыть огонь.

Проницательный Гарданна, понимая всю тяжесть своего положения, пришел к единственно правильному решению: атаковать пушки! Иначе надо сдаваться. Расчет его оказался верен. С двухтысячным отрядом, распахнув двое ворот, он ринулся на батареи.

Не ожидая такого дерзкого выпада, малочисленная охрана с пушкарями бросилась наутек. Французы ликовали. И тут на них неожиданно обрушился русский отряд, руководимый молодым сметливым офицером. Его отчаянная дерзость вдохновила убегавших. Они развернулись и с удвоенной силой ударили по врагу. Французы не выдержали нападения и бросились бежать назад в крепость, едва не оставив своего генерала в добычу русским смельчакам.

Спасенные батареи открыли такой ураганный огонь, что в цитадели запылали склады, магазины, госпиталь. А к утру замолчали крепостные пушки. Канонада беспрерывно велась семь дней. На восьмой французы выслали своих парламентеров. Крепость пала.

Суворов узнал об этом и приказал вызвать к себе этого находчивого, смелого офицера. Каково же его было удивление, когда он увидел перед собой двадцатипятилетнего полковника графа Павла Андреевича Шувалова.

— Павлуша, друг мой! — воскликнул он, обнимая засмущавшегося офицера. — Браво! Браво! Штык — молодец! Помилуй бог! Каким ты стал мужем! Отобедаешь со мной? — быстро и неожиданно спросил он.

Граф кивнул.

— Вот и хорошо!

За столом у окна сидел худощавый человек. Суворов повернулся к нему:

— Представляю: сей муж — статский советник Фукс Егор Борисович.

Тот приподнялся и склонил голову.

— Писуч, помилуй бог. Борисыч, — он продолжал смотреть на него, — изволь, голубчик, приказать поставить три прибора.

Вскоре принесли большую фарфоровую супницу. Из-под ее крышки разнесся аппетитный запах. Фельдмаршал поднял крышку и, склонившись, потянул носом.

— Нда-а… — протяжно произнес он и вдруг пропел петухом, — кукареку, — и добавил: — бегает сейчас, бедный, ищет хозяйку. Что, Павлуша, будешь пить? — спросил он, беря штоф с водкой. — Кто что, а я рюмочку водочки.

— Мне тоже, если можно, господин фельд-маршал.

Такое обращение удивило Александра Васильевича. Он повернулся к нему:

— Сиречь, дружок, мы не в штабе или на поле боя. Тут у нас по-домашнему. Так, Борисыч?

Тот кивнул.

— Ну, за твою, голубчик, — он повернулся к Шувалову, — победу.