И — все. Интересно, о каком-таком сюрпризе предупреждает благодарный бандит? Засада? Вполне возможно, в арсенале Лягаша, наверняка, хранится не один десяток хитрых уловок: замаскированных ям, настороженных стволов… Спасибо Глухому, теперь боевики Удава удвоят осторожность.
В самом центре гарнизона, возле Дома Офицеров, припаркован черный «мерседес». За рулем — Секретарев. Как всегда, неулыбчивый, грустный. Будто не на операцию собрался, а на собственные похороны.
— Более скромной «тачки» не нашли? — забираясь на переднее сидение, сердито буркнул Пахомов. — Больно уж приметная, проколемся — не уйдем.
— Все остальные — в разгоне, — покривился Павел. Скрытый упрек ему явно не понравился. — К тому же, сейчас на российских дорогах хватает и «мерседесов», и «вольв», и прочей иностранщины. Затеряемся.
Вот и все общение. Павел целиком отдался дороге и машине, Николай думал о своем, не забывая поглядывать назад и бегло изучать рядом идушие машины. Вдруг подслушали бандюги его телефонные переговоры с Сомовым, поняли, что к чему, и теперь скрытно наблюдают за боевиками. Могут и выстрелить через приоткрытое окно, и гранату бросить.
Вроде, все в норме. Секретарев прав — черный «мерседес» не выделяется на дороге, мало того, теряется рядом с солидным, барственно важным «линкольном», веселыми, будто стайки воробьев, «опель-кадетами», резвыми «вольвами».
В Дмитров в»ехали к обеду — задержали неминуемые заправки, гаишные проверки, об»езды ремонтируемых участков трассы. Самая большая потеря времени — возле Икши: скоростное «ауди» неожиданно пошла на обгон длинного автопоезда и, лоб в лоб, столкнулась с МАЗом. Пришлось остановиться и Пахомов помогал другим водителям и гаишникам вытаскивать из разбитой легковушки покареженные тела погибших и окровавленных раненных.
Секретарев машину так и не покинул. Сидел и задумчиво смотрел мимо места аварии. Будто людские страдания его не интересуют, по сравнению с изнасилованной и зверски убитой женой — мелочь, не заслужившая ни одной слезинки…
Окраинную улицу долго искать не пришлось — вывело само название. Рубленный домишко, старый, замшелый, прятался в глубине участка, замаскированный деревьями и плодовым кустарником. Боевики оставили приметный в этой глухомани «мерседес» километра за два, к дому подошли пешком. Остановились метрах в двухстах. Закурили.
— Что будем делать? — как и положено в армии, спросил подполковник командира. — Может быть — нахрапом. Взломаем дверь и…
Если бы не предостережение Глухого, Пахомов именно так и поступил бы — атаковал в лоб. Но ему не давало покоя упоминание о «сюрпризе». Говорить об этом Папаше не стоит, он и без того напоминает мину с взведенной чекой.
— Давай не рисковать. Рядом с домом — пустырь, видишь? Идеальное место для «смотровой площадки». Посидим, понаблюдаем.
Пустырь порос щетинистым кустарником, среди которого поднимали развесистые кроны деревья. Скорее, не пустырь — заброшенный садик. Когда-то посредине стоял дом — частично сгорел, частично растащили по бревнышку соседи. Остался невысокий фундамент и перед ним — несколько пней.
На этих пнях и устроились два боевика Удава.
Для маскировки Секретарев водрузил на третий пень, стоящий посредине, пустую водочную бутылку, рядом развернул платочек с двумя огурцами и помидориной. Нарезал горбушку черного хлеба. Полная иммитация послеобеденного отдыха работяг, полгода не получающих заработанных денег.
Покуривая, они долго изучали окна и двери бандитского логова. Ничего особенного: на окнах — цветастые ситцевые занавесочки, дверь гостеприимно приоткрыта, будто ожидает желанных гостей. Но именно она больше всего тревожит Пахомова.
И ещё одно заставляет осторожничать — безлюдье.
Никто из дому не выходит, на подворье не работает, не слышно ни петушинного пения, ни свинячьего хрюканья, на натянутой поперек двора веревке не сушится белье…
Полное запустение!
— Пошли проверим, — поднялся Павел, ощупывая под легкой курткой пистолет. — Наверно, отдыхают нелюди, отсыпаются после очередного убийства…
— Погодим, — осадил Секретарева командир. — Видишь, туда алкаши нацелились. Они и проверят.
Действительно, два изрядно поддатых мужичка, из карманов которых выглядыают уже потревоженные горлышки водочных бутылок, миновали калитку и, держась друг за друга, взяли курс на приоткрытую дверь.
— Я — человек… культурный, — мемекал один из них. — Мне пить на… улице нельзя…
— Правильно говоришь, друг. Сейчас сядем… ик… за стол и потребим… ик… родную, — ласково огладил бутылку второй.
— Хозяев тоже… пригласим. Мы — люди… культурные…
— Умница! Дай я тебя… поцелую.
Минут пять алкаши старательно обцеловывали друг друга, проливая пьяные слезы и клянясь в вечной дружбе. Потом возобновили «движение». Остановились возле входа в дом, отряхнулись, пригладили взлохмаченные космы волос. Как не говори, идут к незнакомым людям, нужно выглядеть соответственно «статусу» культурного человека.
Постучали. Ответа не последовало. Тогда решительно толкнули дверь.
Раздался взрыв.