Офицерские звезды

   Несколько секунд он сидел, не соображая и тяжело дыша, глаза почти ничего не видели, уши словно залепило, лицо, иссеченное осколками стекла, горело огнем, а голова, сопровождаемая сильнейшим звоном в ушах,  раскалывалась.

   Мотая отяжелевшей головой, Ильгиз  испуганно схватился  ладонями за глаза. К счастью, более двадцати мелких осколков стекла, вонзившихся ему в лицо, глаза не зацепили, но кровь, липкая и горячая заливала их, ручьем стекала в рот и по подбородку на пол вертолета.

    Встряхнувшись, Ильгиз  выплюнул изо рта кровь, и, пытаясь оценить ситуацию, бросил быстрый взгляд по сторонам: вертолет, дрожа, словно охваченный судорогами, несколько секунд удерживающийся в горизонтальном положении, вдруг начал круто заваливаться на правый бок, а языки пламени загоревшихся двигателей, уже лизали кабину.

   «Неужели «Стингер?!.. - секунду Ильгиз старался об этом не думать, мелькнул совершенно не подконтрольный разуму страх. – Нет, только не это!!!..»

   Мысли в его голове лихорадочно метались, ему нужно было что-то предпринимать, но что?!

   Стиснув зубы, капитан вновь вцепился руками за штурвал, пытаясь удержать вертолет в полете, но лопасти, стремительно теряя  необходимую подъемную силу, не подчинялись его воле и лишь беспомощно молотили воздух. Спустя мгновенье горящая машина, еще сильнее завалившись вправо и резко опустив нос, набирая скорость, устремилась к земле.

   - Я борт 86, вертолет подбит!.. –  задыхаясь от осознания страшной реальности, успел доложить Ильфат на аэродром, и связь вдруг резко оборвалась.

   - Всем покинуть машину! – с нервным надрывом в голосе  тут же  прокричал он команду своим подчиненным по внутренней связи.

   Произошедшее было так неожиданно и страшно, что чудом выжившие в пилотской кабине члены экипажа уже и сами с убийственной ясностью осознавали, что для них сейчас каждая секунда дорога, что находиться в падающем пылающем вертолете с баком керосина на борту - смерти подобно. Правый летчик старший лейтенант Боташев, открыл свой правый блистер и полез туда, а борттехник старший лейтенант Щербаков, бросился к дверям грузовой кабины.

   Сконцентрировав свое внимание на том, как члены экипажа покидают вертолет, капитан Шимаев, открыв слева от себя блистер, тут же с ужасом увидел, как старшего лейтенанта Щербакова зацепило блоком от ракет за стропы преждевременно открывшегося парашюта и молниеносно бросило к бешено вращающемуся несущему винту. Через мгновенье  до Ильгиза донесся вырвавшийся из горла Щербакова вопль ужаса приближающейся смерти. Потом раздался страшный хлопок и вертолет затрясся еще сильнее.

   Ощущение нереальности, стремительно разыгравшейся трагедии перед глазами Ильгиза было таким сильным, что он в ужасе тоже кричал.  И потом еще долго перед его глазами стояла ужасающая по своему трагизму картина смерти старшего лейтенанта Александра Щербакова, человека молодого и красивого, отправленного воевать в чужую страну непонятно за что, и погибшего… не за свою Родину. И это уже был второй погибший техник из его экипажа.

    Несколько лет назад, приземлившись на небольшой горной площадке, его вертолет стоял в ожидании приказа на взлет. Солнце палило нещадно, металлическая обшивка вертолета раскалилась, а внутри было так жарко и душно, что борттехник Владимир Бортников, не в силах более это терпеть,  поднимаясь с сидения, сказал:

   - Пойду-ка я, пожалуй, открою дверь в десантуре…

   Через несколько секунд летчики с недоумением увидели, как тот, подойдя к двери,  вдруг упал на пол и, задергавшись в страшных конвульсиях, тут же затих. 

   Недоуменно переглянувшись, летчики подбежали к нему, и Ильгиз сначала увидел,  как из его изуродованного рта и затылка течет кровь, а потом заметил и маленькую дырочку в стекле, стало ясно – от пули. Всего лишь один выстрел - и человека не стало.