Офицерский гамбит

При первом приближении он даже казался милым и импозантным: безвкусно, но исключительно богато одетый, гладко выбритый, уверенно двигающийся, с повадками весомого лица, и вместе с тем известный лишь небольшому кругу. Другими словами, даже увлеченный политикой телезритель затруднился бы назвать его фамилию, но покажись он где-нибудь в общественном месте, большинство людей приняло бы его за народного избранника или высокопоставленного чиновника.

Не прошло и недели после посещения свитого с размахом гнезда Птицы, как серия коротких телефонных согласований привела полковника Артеменко в небольшие, но довольно уютные апартаменты депутата Верховной Рады Андрея Андреевича Мишина. Небольшой кабинет, как выразился сам парламентарий, домашнего типа. Он находился на будто бы неприметной, маленькой и узкой, но довольно значительной для знающих толк в светской жизни Киева улице Малоподвальной. Стиснутая с одной стороны монументальными задворками Службы безопасности, а с другой – самобытным рассадником свободы – главной площадью страны, она привлекала многих бонз. Потому что ни бесчисленные туристы, ни столичные воздыхатели по романтичным встречам у фонтана, ни любители таинственных превращений Майдана независимости в гигантскую сцену государственного масштаба не заглядывали на узкую, кривую, замкнутую в себе Малоподвальную. Туда, конечно, достигали звуки мегафонов во время политических инсценировок, но были они столь приглушены, что создавалось впечатление, будто это лишь отзвуки жизни иного, средневекового королевства. Здешний мир находился под защитой невидимого колпака, оставаясь недостижимым для зловония разборок или экстатической эйфории разгоряченной толпы. Но особенно Малоподвальная могла бы гордиться своей дневной тишиной, когда она, вечно дремлющая, пребывала в состоянии ритуального спокойствия, похожего на глубокий религиозный транс. Именно в таких тихих уголках Киева и его окрестностей чаще всего и принимались эпохальные решения, претендующие на изменение направления развития всей запутавшейся страны.

Хотя Артеменко выехал за добрых сорок пять минут до намеченного времени встречи, привычно покружить по улицам ему не пришлось. Гудящий рой автомобилей в дорожной пробке на Владимирской изводил бессмысленной нервозностью, совершенно несвойственной для последних дней мая. Машины задыхались в гари, люди отгораживались от реальности фильтрами дорогих салонов, живя иллюзией своей неприкосновенности. Но состояние всеобщего асфальтового транса не лишило Артеменко привычной осмотрительности, хотя и заставило изрядно поволноваться в поиске места парковки. По правде говоря, он бы с удовольствием отказался от поездки на автомобиле, которая заняла в два раза больше пешеходного времени, но многолетняя привычка к комфорту заставляла морщиться даже от самой мысли глотать перемешанный с автомобильным угаром воздух накалившихся послеобеденных улиц. В такие дни у него часто появлялось ощущение всеобщей, включенной кем-то ради потехи духовки, и тогда волнами набегающие мысли пророчили надвигающиеся катаклизмы, делающие бессмысленными эти политические игрища.