За долголетнее стояние за прилавком купец получает дворянский герб, но офицер, которого заметили за прилавком, рискует потерять службу. Нужно ли уважать эти предрассудки? Следует ли их поддерживать? Мне кажется, если мы уважаем акустику в концертных залах и освещение для картин, то нужно уважать и условия, сложившиеся в офицерском корпусе. Это те психологические основы, на которых он развился. Упраздняя их, вы покушаетесь более чем на тело — на самую душу рыцарства… Разрешите монаху заниматься некоторыми почтенными занятиями, например, хотя бы той же торговлей или актерством — и посмотрите, много ли останется от духовного престижа.
Донельзя странный проект превращения врачей в офицеры ничем не объясним иным, кроме повальной демократической волны, смывающей понемногу все древние органические различия и смешивающей все принципы в одну кашу. Говорят: почему не быть врачам офицерами, если есть офицеры — инженеры или морские инженер-механики? На это замечу, что военные инженеры ведут крепостную оборону, они работают на позициях, иногда под огнем неприятеля, они командуют солдатами в трагический момент, когда и солдаты, и они сами каждую минуту могут быть убитыми. Морские инженер-механики командуют матросами в разгар боя и вместе с кораблем рискуют быть взорванными или убитыми. Офицеры-инженеры и инженеры-механики, как и военные судьи, получают военное воспитание, они проходили когда-то солдатский курс. Спрашивается, проходят ли военное обучение медицинские студенты и с кем когда-нибудь сражаются военные врачи? По самой природе их занятий медики должны быть вне боя. Обыкновенно под покровительством Красного Креста врачи находятся в полосе, нейтралитет которой признается неприятелем. Какие же это офицеры, если они никогда не сражаются и даже не берутся в плен? Ведь если врачей назвать офицерами, то по тем же основаниям и военных священников следует производить в полковники и генералы. Священники (а равно и военные капельмейстеры) даже предпочтительнее, чем врачи, имеют на это право, ибо иногда участвуют в сражениях, как было, например, под Тюренченом.
Не составляет ли вообще фальсификации эта претензия покрыть офицерским мундиром то, что безусловно несовместимо с офицерским призванием? Говорят: лет пятьдесят назад у нас были офицеры-лесничие, офицеры-путейцы, и ничего худого от этого не вышло. Очень худого, конечно, не вышло, однако ничего и хорошего, иначе с этих штатских должностей не сняли бы офицерского звания. Ничего хорошего не вышло от привлечения офицеров на интендантские должности, как вообще смешение стилей никогда еще не давало сколько-нибудь сносного результата. Говорят: офицерский корпус выдвинул множество блестящих деятелей на всех ступенях государственной и общественной службы, и до сих пор наши лучшие администраторы — из военных. Совершенно верно, но, может быть, у нас оттого и упала армия, что все талантливое и сильное расхищается на гражданские должности.
Да и вопрос не в том, к чему способны офицеры, а способны ли врачи быть офицерами. Офицерское звание, бесспорно, пригодно для множества штатских служб, где требуется дисциплина, строгое сознание долга, мужество и порядочность. Достаточно ли, однако, быть врачом, чтобы быть и офицером? Офицерство как рыцарство: оно воспитывается культурой профессии и культурой рода. Как нельзя переименовать лошадь в корову, так нельзя произвольно переименовывать органические, в веках сложившиеся типы. Священник должен осуществить свое звание, врач — свое, офицер — свое. Бумага, конечно, все стерпит, но спрашивается, кому полезна бессмыслица, продвигаемая нашей канцелярской бумагой в жизнь?