Офицерский крематорий

– Да, – покивал тот, всмотревшись в лицо мертвой женщины. – Я узнал ее. – Он указал подбородком на меня: – Они вместе ужинали, танцевали. Я наблюдал за ними. И знаете, о чем я подумал? Что они – гармоничная пара. Такие непохожие. Он – машина, она – поворот. И вот он вписывается в нее на огромной скорости.

Оперативники смотрели на меня, как на пилота «Формулы-1».

Воспользовавшись заминкой, я поднял свободную руку, как на уроке.

– Что у тебя? – спросил Павлов, делая перерыв в записи.

– Раз уж мы отвлеклись от темы, могу я попросить кое о чем?

– Валяй, – разрешил следователь, проявляя отзывчивость.

– Мы в ресторане, понимаешь? – вкрадчиво начал я. – Когда еще мне выпадет возможность пообедать в таком заведении?

– Ну, продолжай.

– До этого я только раз так шикарно закусывал – в Екатерининском зале в компании Михаила Гутмана и Сергея Иванова. Пообедаю за свой счет, разумеется. Надеюсь, мою кредитку ты не потерял?

– Все здесь, – похлопал по папке Павлов и на минуту задумался над моей просьбой.

Я попытался влезть в его мозги. Может быть, он в эту минуту представил меня с набитым ртом, среди кремлевской роскоши, с орденом на шее, ленточку которого мне с приклеенной улыбкой поправляет на сцене лично глава президентской администрации: «За укрепление законности и правопорядка, за проявленные отвагу и мужество… Поздравляю, Павел Ильич!»

– Не знаю, не знаю. Разве что пока идет допрос свидетелей, – сдался он потихоньку. – Кто обслуживал его в тот вечер? – обратился он к Кватроччи.

– Карло Моретти. Карло, подойди сюда, – позвал его управляющий.

Официант подошел ближе и улыбнулся мне, как старому знакомому, демонстративно щелкнув кнопкой авторучки.

– Не в этот раз, – понял я его. – Могу я сделать заказ?

– В пределах твоей кредитки, – разрешил Павлов.

Карло согнулся в пояснице, готовый принять заказ.

– Спагетти под чесночным соусом, устрицы. Спиртное, как я понял…

– Ты правильно понял, – перебил меня Павлов.

– Это все, Карло.

Официант ушел. Следователь, поддавшийся давлению, посмотрел на меня так, как смотрят на ректора Государственного университета Блата, и продолжил допрос управляющего. Его вопросы носили общий, фоновый характер и касались они, собственно, темы фестиваля Луперкалии. Итальянец, отвечая на них, заметно оживился.

Карло принес заказ. Спагетти под кроваво-красным чесночно-томатным соусом выглядели аппетитно. Даже мой конвоир не удержался и сглотнул слюну. Но аппетит у него пропал, едва Карло открыл крышку с серебряного блюда-подноса. Посередине блюда – лимон, вокруг него – устрицы, переложенные льдом. Их было ровно двенадцать штук – по количеству друзей Оушена. Вместо вина Карло налил мне минеральной воды и отошел, заложив одну руку за спину, как вышколенный лакей.

Не теряя времени, я приступил к трапезе.

Спагетти ловко наворачивал на вилку, свободно управляясь одной рукой. Устрицы же мне пришлось вынимать в три руки и специальным ножом: упорный опер не рискнул отстегнуть наручники. Устрицы были свежие, если не сказать большего: живые, потому что сокращались от лимонного сока, которым я их поливал, бились, как изъятое из груди пациента сердце. И мой конвоир, и другие опера, и управляющий, и Карло смотрели на меня, открыв рот. Я давал представление под названием «Прощайте, фараоны!», позаимствованное из советского одноименного фильма. И только двое из этой группы – Карло и Витторе – представляли, чем закончится мое обжорство. Управляющий даже чуть отодвинулся от стола, за которым сидел настоящий кадавр из «Понедельника…» братьев Стругацких, пожирающий селедочные головы…

Наконец я сыто рыгнул. И эта отрыжка стала прелюдией к основному действию. Меня дико вывернуло прямо на стол. Павлов каким-то чудом успел смахнуть со стола бумаги и диктофон. На поверхности стола зашевелились куски непрожеванных устриц. Спагетти под чесночно-желудочным соком дымились на столе. Я поднял красные глаза на Карло:

– Где у вас туалет?

– Быстрее! – прикрикнул на него мой конвоир.

Итальянец указал направление, и следователь потащил меня за собой, как будто приспичило ему, а не мне. Он втолкнул меня в тесную кабинку и прикрыл дверь, оставляя лишь щель для своей руки.

– Бумага там есть? – на всякий случай спросил он, тяжело дыша.

– Есть, – ответил я, вынимая из кармана вилку, на которую минуту назад накручивал спагетти.