Офицерский мятеж

Погружаясь в глубину хаарской территории, фрегат шел на всех парах. Он делал прыжок за прыжком — почти без перерыва. Это было грубым нарушением полетных инструкций, но, как говорится: война все спишет. Если экипаж успешно справится с заданием, на детали никто не станет обращать внимание, если же «Котлин» не вернется из рейда — никто не узнает, как было дело и что именно погубило боевой корабль.

Военморы тяжело переносили такую гипергонку. Они передвигались по коридорам, пошатываясь и держась за стены. У многих кружилась голова, десятки людей тошнило, кто-то лежал пластом. Экипаж, несмотря ни на что, пытался нести вахту.

Лекарства от этой «морской болезни» не было. Корабельный врач Максим Лукашин, перебарывая собственную слабость и тошноту, ходил от больного к больному и утешал вместо корабельного священника:

— Уже недолго осталось терпеть, братцы. Скоро это безобразие кончится. Потерпите. Еще совсем немного…

Люди не роптали: чем быстрее корабль доберется до цели, тем меньше шансов, что его засечет враг. Лучше быть хворым, чем мертвым.

Петр Сухов с завидной регулярностью мерил фрегат шагами — проходил из конца в конец. И кто бы знал, чего стоили ему эти «прогулки»! Старпом тоже совершал обход. Он заглядывал в каждую рубку, отсек, кубрик и каюту и рассказывал что-нибудь веселое. Если военморы еще были в силах говорить, они пытались шутить в ответ. Если ребята могли только молча слушать, то моргали, показывая свою благодарность.

Придя в каптерку к боцману Павло Ставриде, Бульбиев обнаружил матерого космического волка лежащим пластом на койке. Каплейт сказал:

— А историю про хрен и торпеду ты слыхал?

Ставрида с трудом шевельнулся и серыми губами прошептал:

— Не помню…

— Тогда слушай. Капитан говорит боцману: «Иди развесели команду, на нас идет торпеда — это трындец». Боцман спускается на палубу: «Эй, братва! Спорим, я хреном наш крейсер разнесу!» — «Не-е-е-е, — отвечают ему, — не бреши». Боцман расстегивает ширинку, высовывает свой прибор — хрясть о палубу… Капитан подплывает к боцману среди обломков: «Ну, ты шутник! Торпеда-то ведь мимо прошла».

У Павло от смеха началась икота — пришлось отпаивать водой.

Затем старпом добрался до старлея Ивана Прохазки. Главный механик, стиснув зубы, долго стоял на вахте и потерял сознание прямо в машинном отделении. Матросы отнесли его в каюту. Доктор привел старшего лейтенанта в чувство и строго-настрого запретил вставать до следующей вахты.

Бульбиев начал свой рассказ:

— Два молодых лейтенанта, механик и штурман, поспорили, кому тяжелее служить. И решили поменяться постами. На одну вахту. Штурман стоит в машинном отделении, дуреет от рева дизелей. К нему подбегает матрос: «Господин лейтенант! У правого дизеля греется главный упорный подшипник!» — «Прибавить оборотов!» — командует штурман. «Господин лейтенант! Проплавим подшипник — все под суд пойдем». — «Ну, хрен с тобой, — отвечает лейтенант, — пойдем на мостик, с механиком посоветуемся». Поднимаются в ходовую рубку. Там царит ночь, горят слабые огоньки подсветки приборов. Над картой склонился механик и сосредоточенно чешет затылок. «Слушай, лейтенант, — говорит штурман. — В машине проблема — греется главный упорный подшипник правого дизеля». «И немудрено, — отвечает механик. — Второй час по суше идем…»

Прохазка открыл глаза:

— Это про меня.

Убедившись, что главный механик помирать не собирается, каплейт Бульбиев побрел в БЧ-шесть к старлею Шамраеву. Гордый сын Кавказских гор отказался покинуть отсек и сидел на полу, привалившись спиной к переборке. От него требовалось командовать прыжками — сейчас на фрегате не было человека важнее.

Старпом слышал, что Джавдет Шамиль-оглы Шамраев не любит грузин. Почему — никто не знал. И вот Бульбиев очень кстати вспомнил анекдот про грузина:

— Грузин-кадет стоит на вахте. Капитан спрашивает: «Сколько у нас на румбе?» — «Адын я на румбе!» — отвечает кадет. «Идиот! — приходит в ярость капитан. — Какой курс?» — «Пятый курс, бакинский мореходка».

Шамраев издал булькающий звук, и каплейту на секунду показалось, что начальник гипер-команды кончается. Слава Космосу, лишь почудилось. Шамраев всего-навсего пытался засмеяться.

Следующим на маршруте старпома была БЧ-два старлея Хвостенко. Его комендоры лежали влежку, а сам своенравный уроженец Крещатика сидел по-турецки на контейнере с умными головками ракет. Рвани такая — разнесет «Котлин» на кусочки. Вот только незачем головкам взрываться, пока они под присмотром.

Хвостенко был высоченный и худой — сущая жердина. И даже в сидячем положении его лысоватая макушка едва не касалась вмонтированного в потолок тусклого светильника. Старпом знал, что начальник БЧ-два давно метит на его место, но ничего против старлея не имел. Придет время — станет Хвостенко отличным старпомом. Не самое это кормное место на военном флоте.

— Зачем пожаловали, Семен Петрович? — басовито спросил Хвостенко. — Проверяете, склеил я ласты или нет?

— Анекдот про хохла думал рассказать, да надо ли?..

— Ну сыпьте, коли пришли.