Офицеры

Грязные, вымотанные, как сволочи, парни сидели на земле. Рядом валялись рюкзаки. Они пробежали, продрались, проползли по специально оборудованному маршруту, который будет возвращаться к ним в ночных кошмарах, напоминая о себе судорогами в болезненно затвердевших, перетруженных мускулах. Но оружие из рук не выпускали. Командор мысленно записал еще одно очко на их счет.

Когда Командор вылез из машины, Осоргин и Гайдамак демонстративно энергично поднялись и подошли к нему.

— Время? — спросил Командор.

— Контрольное минус тридцать, — с готовностью доложил дежуривший на пункте проверяющий.

Это означало, что курсанты появились на конечной точке дистанции за тридцать секунд до истечения контрольного времени.

— Нашли парашютиста? — спросил их Командор.

— Нашли.

— Давайте, что вы с него добыли.

Осоргин передал Командору полиэтиленовый пакет с вещами, которые они нашли в карманах «жмурика».

— Тут речка рядом, — сказал Гайдамак. — Нам бы помыться, прежде чем мы вернемся на базу. От нас несет падалью.

— Понятно, — усмехнулся Командор, изучая содержимое пакета, — испачкали лапки в свинячьих потрохах. А вы думали, вас будут обучать только иностранным языкам и хорошим манерам? Радуйтесь тому, что я не объявил вашего парашютиста Героем Советского Союза и не приказал вынести тело для торжественного захоронения.

Командор вернул Осоргину пакет.

— Вы обнаружили почти все, кроме одной маленькой штучки, которая застряла в протекторе правого ботинка. Но пока вы материли меня за потроха, вам было, конечно, не до подметок. Жаль, что при составлении аналитического заключения о принадлежности и боевой задаче парашютиста вам придется обойтись без этой штучки. А теперь — внимание. Этот пункт маршрута не конечный. Вот карточка азимутов, ознакомьтесь и начинайте движение.

Командор воспитывал в своих людях умение держать эмоции под контролем. Осоргин и Гайдамак постарались остаться на высоте положения, но их черные от грязи и усталости лица окаменели.

— Понимаю ваши чувства, но в нашей жизни так бывает. Приходишь, а явка провалена. И все-таки надо продолжать действовать, чтобы спасти свою шкуру и выполнить задание. Желаю успеха.

Командор повернулся и пошел к «уазику». Как только он сел, водитель завел двигатель.

— Не спеши, — остановил его Командор. Осоргин и Гайдамак поняли, какую совершили ошибку и на чем их подловил Командор. Считая этот пункт концом маршрута, они выложились до предела. У них не осталось ни физических, ни душевных сил продолжать борьбу. Но надо было собраться, сконцентрироваться и начать сначала. До первого ориентира им предстояло пройти полкилометра на северо-запад.

Осоргин и Гайдамак продвинулись в лес не больше чем на пятьдесят метров, когда у них за спиной поднялась зеленая, поросшая мхом кочка, мимо которой они только что прошли.

Раздался треск автоматной очереди. Парни мгновенно повалились на землю, но они понимали, что если бы в автомате были не холостые, а боевые патроны, то с ними все было бы кончено. От бешенства им хотелось рычать и грызть землю. Столько усилий, и все напрасно! Маршрут не пройден. Значит, все придется начинать сначала.

Фигура в маскхалате из длинных зеленых лоскутков и синтетического мха растворилась в чаще как лесной дух.

— Убиты, — констатировал Командор, услышав автоматную очередь.

6

В последнее время генерал Осоргин стал все чаще ощущать себя человеком уходящей эпохи. Это не имело отношения к бремени старости: легкое тело не обременяло, спина по-прежнему оставалась прямой, плечи развернутыми — все то, что называют пресловутой армейской выправкой. Но генерал ловил себя на том, что уходит в воспоминания, картины прошлого становятся все ярче и ярче, вытесняя собой обстоятельства текущей жизни. В стране началась перестройка, в Женеве шли переговоры, обсуждались условия и сроки вывода советских войск из Афганистана. Генерал следил за политическими событиями, оценивал, анализировал — мозг, приученный к постоянной напряженной работе, не мог бездействовать. Осоргина по-прежнему приглашали как эксперта на совещания в службу внешней разведки. Но больше всего он теперь любил долгие вечера на даче, когда, сидя в кабинете, непрерывно вглядывался в два женских лица, смотревших на него с фотографий. Он слышал их голоса, вдруг вспоминал какой-то особенный взгляд, жест, движение, и память начинала разворачивать сюжет давнего события.

В один из таких вечеров Осоргин настолько глубоко ушел в воспоминания, что не услышал, как приехал сын.

Дверь в кабинет была открыта. Егор остановился на пороге. Его испугал вид непривычно сгорбленной фигуры отца, сидящего в своем кресле у письменного стола.

— Папа… — Егор быстро подошел и положил руку на плечо отца.

При этом он опустился на корточки, потому что интуитивно почувствовал, как его крупное тело, полное силы, нависло, подавляя и высасывая остатки жизненной энергии старика. Он привык смотреть на отца снизу вверх даже тогда, когда перерос его на полголовы.