Офриад, сын Спаты

(У древнегреческого круглого щита было две рукояти: одна в середине, в нее просовывали руку по локоть; и другая с краю, ее сжимали в кулаке. Так было не всегда: это изобретение приблизительно конца VIII в. до н. э. Пока на щите была одна рукоять, в середине, твердо удерживать его было гораздо труднее. Приходилось делать щиты меньшего размера, которые едва прикрывали тело одного бойца. Такая пехота сражалась врассыпную и, конечно, была слабее, чем всадники, а тем более колесничники. Когда появилась вторая рукоять, круглый щит сразу стал шире (легко прикинуть: два локтя с половиной в поперечнике). Это изобретение позволило двум воинам, стоявшим в одной шеренге плечом к плечу, прикрывать краями своих щитов не только себя, но и своего ближнего собрата. А строй воинов, ставших в ряд, оказывался прикрыт сплошной стеной щитов и неуязвим для ударов противника. Так, благодаря новому щиту, вместо рассыпного боя появился сплоченный строй; а благодаря строю — главной военной силой стала тяжеловооруженная пехота.)

— Зато все мы прекрасно слышали, что по этому поводу думают наши великие эфоры. — Фрасибул был на одну шеренгу впереди и прислушивался к разговору своих сотрапезников по фидитии. — Два заката назад, они, как мне помнится, высмеяли извращение красавца Офриада. Более того, насколько я понял, если он самолично решит выйти со своим новым гоплоном на поле боя, то будет подвергнут публичной порке на алтаре Артемиды. Ведь так, Офриад?

"Ничего, победителей не судят", — подумал Офриад, а вслух произнес:

— Ты бы лучше приглядывал за своим новым воздыхателем Фераменом. Не углядишь за ним во время боя, так ему аргоские торгаши мигом заткнут зад своими древками от копий. Что тогда будешь делать, Фрасибул?

Многих это раззадорило и посмешило. Приземистый Фарусибл что-то злобно прошипел и отвернулся.

— Смотрите! Командиры аргосцев выдвинулись для переговоров, — пронеслось по рядам спартариотов.

— Не сидится же этим аргоским бабам дома. Из-за них не попаду на настоящую войну. Эх… если бы не они, глядишь, попал бы в главное войско, что отправляется по просьбе царя Лидийцев в великий поход. Вот где можно быстро снискать славу и почет всех граждан Спарты, — мечтательно протянул Анит.

— Как же им сидеть дома, коли наши отряды завладели Фиреей, бывшей издревле частью Арголиды? — заметил кто-то неподалеку от Фарусибла.

— Ничего. Аргосцы властелины материковой области, что простирается на запад вплоть до Малеев. К тому же им принадлежат остров Кифера и ряд других островов. Не подохнут с голода, — резко оборвал говорившего младший командир с красным гребнем. — Хватит вякать, а то схлопочете после боя двадцать плетей. Вон, царь идет обратно. Сейчас он объявит о принятом им решении. Лишь бы только аргосцы не отказались от боя. Страсть как хочется пустить им кровь.

Все разговоры сразу стихли. Второй царь подошел к первой шеренге и, сняв свой шлем с поперечным гребнем, обратился к войску:

— Спарты смелые мужи. Аргосцы просят спор. Триста.

По фаланге прокатился вздох разочарования.

— Чтобы показать этим навозным червям, кто теперь хозяин Фиреи, мы выставим против их лучших воинов триста самых слабых молодых гоплитов. Спорная область останется за победителем. Для того, чтобы в случае поражения своих остальные не вмешались в схватку, войска обеих сторон должны возвратиться домой и не участвовать в битве. Да будет так. Всех младших командиров эномотий ко мне.

Офриад, как и большинство воинов, разочарованно выдохнул. Он никоим образом не причислял свою особу к наихудшим воинам их войска. Да, он был не самым блистательным воином своей эномотии, но зато на песке родной гимнасии, в тренировочных поединках, Офриад не проигрывал ни одному члену своей фидитии. Даже Аниту, и это было до того, как он изобрел свой стиль ведения боя.

— Мужи, тот, кто услышит свое имя, должен выйти из строя! — прокричал один из старших командиров, после чего стал оглашать имена 'достойнейших'.

Услышав свое имя и род, Офриад поначалу даже не поверил ушам: "Почему это я, самый слабый из целой тысячи?" — но нарушить приказ не посмел. Пропустив мимо ушей колкую фразу Фарусибла, он с каменным выражением лица направился по открывшемуся в теле фаланги коридору и вышел из общего строя. Когда все триста избранных вновь перестроились, Офриад оказался во второй шеренге. Причем его расположили с правой стороны, и он занял место крайнего бойца. Обычно эти участки были в фаланговом построении самыми уязвимыми, так как в сражении воин прикрывал щитом свою левую сторону. Правая становилась относительно беззащитна. Посему, эти места отдавались самым проворным и опытным воинам, в то время, как в первых шеренгах располагались самые выносливые спартариоты.

"Хоть здесь не посрамлен", — грустно заметил про себя Офриад.

— Воины Спарты. Мы все знаем, что вы пока не являетесь полноправными гражданами нашей великого полиса.