Офсайд 3

Хищник, шакал, зверь-одиночка поселился в душе ребенка, который видел слишком много человеческих мучений, боли, смерти и крови. Он затаился до определенного момента, когда ему пришлось начать действовать в одиночку. Это случилось, когда Селена забеременела в первый раз. Генри видел, как горели глаза Пола, которого он считал чуть ли не Богом, когда жена говорила, что скоро у него родится сын, наследник. Генри ощущал всеми фибрами души, как растет пропасть между ним и четой Доминников, которые обрели долгожданное чудо. Они были счастливы, светились, жались друг к другу, как пара подростков, а семнадцатилетнего Генри сжигала дикая ненависть и злость. Его тошнило от их нежностей, заигрываний. Когда до родов оставалось совсем немного, и дом превратился в одну огромную детскую, стало совсем невыносимо. И Пол уже не скрывал, что первоначальные планы на будущее Генри будет скорректированы. Как наследник родителей, он получит одну долю в Изиде, но не три, как предполагалось. Как объяснил Пол, наследование бизнеса, включающего международные легальные корпорации, теневые компании, отмывающие капитал и преступные сферы, где необходима жёсткая диктатура, происходит по родственной связи. Один человек может занимать два кресла в случае, если нет иных наследников. После смерти Пола, не роди Селена ему сыновей, Изида перешла бы в руки всего двух наследников – Генри Лайтвуда и престарелого Ривьеры, который так и не нашел времени в своей бурной жизни, чтобы обзавестись семьей и детьми. В перспективе Лайтвуд планировал получить все. Всю власть в одни руки. Вот, чего он хотел. И сколько бы Пол Доминник не преподавал ему уроки и правила родственного наследования и почитания традиций, он больше ему не верил. Генри считал, что Пол предал его. И даже не пытался понимать мотивы своего опекуна. Да, он по-прежнему был вежлив, позволял направлять себя и играть роль заботливого приемного отца, но былой теплоты между ними уже не было. И это понимали оба.

Пол не стал возражать, когда за неделю до назначенной даты родов Генри сообщил, что уезжает в Принстон, где проведет четыре года. Конечно, все затраты были оплачены из траста родителей парня. Он никогда не был иждивенцем на шее Доминника. Тот взял его под опеку, потому что нуждался в приемнике, в том, кто заменит его в будущем, сделав то, что не смог он сам. А потом, когда у Пола появились собственные дети, Генри стал не нужен. Трое сыновей, как в кошмарном сне.

Генри узнал о рождении Марка, когда получал диплом. Это был удар ниже пояса. Он понимал, что его шансы на управление конгломератом тают с каждым новым днем. На тот момент он уже многое понял про свою природу и потребности и не сопротивлялся низменным порывам. Средства, связи в полиции и преступных кругах позволяли заметать следы.

Его первой жертвой был парень четырнадцати лет. Проститутка в незаконном борделе в Амстердаме. Генри избил его до полусмерти, но, когда тот уже почти не дышал, его оттащили от парнишки. Мальчик выжил, но Лайтвуд уже вкусил вкус крови и не мог остановиться. Бордели с определенной направленностью, предлагающие самых юных и готовых на все мальчиков, стали любимым пристанищем Лайтвуда.

Но он не был убийцей. Он не убил ни одного из этих детей, которых продавали в рабство собственные родители или воровали и вывозили насильно из других стран. Извращенцем, педофилом, но не убийцей. Когда пришло его время занять место в бизнесе, Пол позволил ему выбрать сферы влияния. И конечно, Генри включил в список своих обязанностей контроль над наркоторговцами и продавцами плоти. Бордели с мальчиками он всегда курировал сам. В один из таких рейдов, Лайтвуд узнал о человеке, который заказывает мальчиков, использует их, а потом их находят мертвыми в разных местах. Он был одним им инициаторов охоты на маньяка. Ему нравились многие мальчики, которых убила эта тварь. Но убийца-педофил был неуловим и всегда на шаг впереди.

Но однажды они встретились. Два хищника, не поделившие жертву…

И этой жертвой стал Джейсон Доминник.

Почему Лайтвуд решил избавиться от мальчишки? Почему именно от него?

Вопрос сложный. Конечно, он не собирался убивать всех сыновей Пола, хотя сейчас, если бы мог, то сделал бы именно это. Тогда его интуиция кричала о том, что он совершает роковую ошибку, но Лайтвуда было уже не остановить.

Но в тот момент им двигали эмоции. Генри только начал работать, пытаясь заслужить похвалу Доминника, его былое уважение, но тот словно не замечал парня, которого еще вчера называл сыном. Это было больно. Несправедливо.

Генри хотел причинить боль тому, кого еще вчера любил, как отца. Даже больше, чем отца.