Хотя нет, не совсем так:
Но ничего этого я, конечно же, не сказал.
Улыбнулся. Отпил чинги. Осторожно поставил пустую кружку на ближайший стол.
— Нужно было обсудить это раньше, Ланс, — примирительно продолжил Диктатион в моей голове. — Ведь если разобраться досконально, дружище, то ни я, ни он тебе ничуть не враги.
— Однако же всё время выходит немножко иначе… — Я почувствовал, что против воли кривлю губы, и порадовался, что Ч’айя пирует с остальными, не видя моего судорожного оскала. — Зачем ты обманывал?
— Технически это был не обман, Ланс. Мы — единое сознание с определёнными условностями бытия, понимаешь? Но в тот момент времени я не имел права допустить, чтобы ты принял ту сторону нашей сущности, которая называет себя Князем-Из-Грязи. Приношу свои искренние извин…
— В срандель себе забей эти извинения, — устало выплюнул я. — Ах, точно, сука, у тебя же нет сранделя…
— Понимаю, насколько ты оскорблён моей… уловкой, — вздохнул Хадекин фер вис Кри, и я не без удивления услышал в его голосе нотки подражания «низкому писку». — Но она была важна, чтобы не выпустить тебя в сферу принятия ошибочных решений. К тому же без каких-либо перспектив твоего дальнейшего существования в Тиаме.
— Что ты вообще несёшь, мудила⁈
Я стиснул кулаки, с трудом удерживаясь, чтобы не разгромить одну-две консоли на рабочих столах. Сейчас они казались почти орудиями преступления. Как и я сам…
— Попробуй мыслить шире, Ланс, — терпеливо продолжил джинкина-там (словно бы с пониманием покивал, гадёныш). — Поверь, нас и правда создали спасти и возродить мир людей, когда последствия катастрофы позволят…
— Яри-яри! — зло прошипел я, и судорожно вцепился в спинку ближайшего кресла. — Так значит, ты и твой ублюдочный близнец мне всё-таки не враги, а слуги⁈
— Вообще-то, можно сказать и так.
Ледяной тон Хадекина выбешивал так, что у меня заломило в затылке.
— Однако полезно будет знать, что наш статус не означает, что ты способен отдавать прямые приказы. Я-он-мы
— Осознаю… — хрипло соврал я.
Хотелось запереться в норе на сто засовов и орать в своё отражение, пока не треснут зеркала. Хотелось выть и бежать, пока лёгкие не переполнятся кипящим свинцом. Хотелось стрелять из башера в воздух, раз за разом, затем перезарядить кассету и снова стрелять. Хотелось напиться. И уснуть. На сутки. Или даже на неделю. Да что там⁈ Предложи мне прямо сейчас, я бы на полном серьёзе психанул вернуться в хранилища таинственного «Корня» и ещё на пару веков придавить подушку!
Хадекин наверняка считывал мои реакции через камеры зала. Пульс через гаппи. Интенсивность дыхания через анализаторы воздуха Пузырей. Потому что среагировал мгновенно и мягко:
— Ланс, послушай… Если отныне ты мне не доверяешь… если не хочешь доверяться впредь, то всегда можешь выйти за эту дверь. Никто не удержит, никто не скажет лишнего слова. Но поступи так, только если считаешь, что возрождение твоих сородичей способно подождать ещё три-четыре сотни лет.
У меня дёрнулось веко. Желание прохрапеть ещё пару столетий мгновенно испарилось, как и жадные мысли о полной бутылке паймы. Я оглянулся на Ч’айю и в который раз осознал, что во всём огромном Тиаме из нашего вида бодрствуем лишь мы вдвоём…
Сердце сжало ледяными когтями.
— А что, если я смогу переубедить твоего братца Абзу в обратном? Смогу убедить довести дело до конца прямо сейчас, не выжидая? Тогда вы сможете перестать грызть друг другу хвосты, используя меня, будто игральную фишку?
— Прости, Ланс, ты не сможешь, — Энки вздохнул, на этот раз даже не раздражающе. — Именно потому мы и не способны достигнуть компромисса, сисадда? Его ядерный хар а
ктерный узел непоколебимо убеждён, что для возрождения и выживания новой популяции людей в Тиаме должны наступить условия, близкие к безупречным. Которые, судя по всему, не наступят никогда… во всяком случае, на вашем с Ч’айей веку. Я же считаю совершенно иначе. Таким образом, в патовой ситуации последнее слово должен сказать человек. Условно первый. Разумеется, не отторгнутый Тиамом…