Читаем Огюст Бланки полностью

«Обращение» Бланки, которое Бартелеми представил на рассмотрит;» комитета, отвергли большинством голосов. Па юбилейном банкете о нем даже не вспомнили. Это было тем более возмутительно, что на стене крупными буквами было начертано имя Бланки среди других героев и мучеников революции. На этом же собрании провозгласили тост в честь «жертв клеветы» — Марата, Робеспьера п Бланки. А тост Бланки скрыли!

Но родственник Бланки, муж его сестры, через которого переправлялось «Обращение», снял с него копию и опубликовал его в печати. И тогда началась буря. Негодование бывших левых буржуазных членов Временного правительства, особенно Ледрю-Роллена, которых открыто назвали преступниками и предателями, было совершенно естественно. Однако возмутились главным образом так называемые социалистические круги, считавшие, что нельзя смешивать Луи Блана и Альбера с буржуазным большинством Временного правительства. Но их-то Бланки и обвинял особенно гневно. Даже люди, симпатизировавшие Бланки, такие, как Пьер Леру, Альфонс Эскирос, Пьер Лашамбоди, были шокированы резкими обвинениями в адрес Блана и Альбера. Среди самих бланкистов отнюдь не все поддерживали твердую позицию своего вождя. Если Видиль одобрял Бланки, то Бартелеми и его единомышленники считали, что не стоит вспоминать о мрачных страницах недавнего прошлого, что лучше все это забыть, простить и объединиться ради общих целей. Бартелеми открыто критиковал «Обращение» Бланки и считал, что оно оказало губительное воздействие на социалистическую партию. Нельзя включать Альбера и Луи Блана в один список с другими членами буржуазного Временного правительства. Бартелеми писал: «Мы живем не во времена безупречных республиканцев: и если вы хотите осуждать тех, кто может себя упрекнуть в чем-то, кроме предательства, то вы легко дойдете до последовательного развенчания всех людей, которые составляют нашу партию».

На критику подобного рода Бланки отвечал, что зато его обращение встречено «пролетарскими аплодисментами», и добавлял: «Другого одобрения я не желаю». Если неустойчивые, колеблющиеся люди среди социалистов испугались резкости Бланки, то все подлинные революционеры считали откровенное н прямое указание на виновников поражения революции 1848 года совершенно необходимым. Конечно, Бланки потерял некоторых мягкотелых друзей, но он приобрел и новых сторонников.

Среди тех, кому «Обращение» Бланки очень понравилось, были Маркс и Энгельс. Они рассказывали, что Бартелеми, прикидываясь бланкистом, уговорил Бланки прислать на банкет тост, и Бланки прислал великолепнейшую атаку на всё временное правительство, в том числе на Блана и К°. Пораженный Бартелеми доложил об этом документе, и было решено ею не оглашать... Маркс и Энгельс перевели текст на немецкий язык и распространили его в 30 тысячах экземпляров в Германии и Англии. Они перевели его также на английский язык и опубликовали отдельной брошюрой. В предисловии к переводу Маркс и Энгельс назвали Бланки «благородным мучеником революционного коммунизма».

Самые крупные газеты разных стран в той или иной форме писали о «тосте» Бланки и о спорах вокруг него. Так поступила лондонская «Таймс». В этой же газете появилась статья Луи Блана, направленная против Бланки.

Тогда Энгельс написал решительное письмо протеста, обвиняя Лун Блана в искажении истины. Энгельс цитирует Луи Бвана, называющего Бланки «одним их тех несчастных существ, которые в исступлении пытаются наносить оскорбления авторитетам и которые погубили бы самое лучшее дело, если бы была возможность его погубить». Энгельс решительно опровергает инсинуации Луи Блана. К этому письму он и Маркс приложили английский перевод «тоста» Бланки. Однако «Таймс» не напечатала ни письма, ни перевода. Неизвестно, знал ли Бланки о том, что предпринимали Маркс и Энгельс в связи с его «тостом». Маркс писал, что Энгельс послал копию письма Бланки на Бель-Пль. К сожалению, нет сведений о том, получил ли ее Бланки.

Перейти на страницу:

Все книги серии Жизнь замечательных людей

Газзаев
Газзаев

Имя Валерия Газзаева хорошо известно миллионам любителей футбола. Завершив карьеру футболиста, талантливый нападающий середины семидесятых — восьмидесятых годов связал свою дальнейшую жизнь с одной из самых трудных спортивных профессий, стал футбольным тренером. Беззаветно преданный своему делу, он смог добиться выдающихся успехов и получил широкое признание не только в нашей стране, но и за рубежом.Жизненный путь, который прошел герой книги Анатолия Житнухина, отмечен не только спортивными победами, но и горечью тяжелых поражений, драматическими поворотами в судьбе. Он предстает перед читателем как яркая и неординарная личность, как человек, верный и надежный в жизни, способный до конца отстаивать свои цели и принципы.Книга рассчитана на широкий круг читателей.

Анатолий Житнухин , Анатолий Петрович Житнухин

Биографии и Мемуары / Документальное
Пришвин, или Гений жизни: Биографическое повествование
Пришвин, или Гений жизни: Биографическое повествование

Жизнь Михаила Пришвина, нерадивого и дерзкого ученика, изгнанного из елецкой гимназии по докладу его учителя В.В. Розанова, неуверенного в себе юноши, марксиста, угодившего в тюрьму за революционные взгляды, студента Лейпцигского университета, писателя-натуралиста и исследователя сектантства, заслужившего снисходительное внимание З.Н. Гиппиус, Д.С. Мережковского и А.А. Блока, деревенского жителя, сказавшего немало горьких слов о русской деревне и мужиках, наконец, обласканного властями орденоносца, столь же интересна и многокрасочна, сколь глубоки и многозначны его мысли о ней. Писатель посвятил свою жизнь поискам счастья, он и книги свои писал о счастье — и жизнь его не обманула.Это первая подробная биография Пришвина, написанная писателем и литературоведом Алексеем Варламовым. Автор показывает своего героя во всей сложности его характера и судьбы, снимая хрестоматийный глянец с удивительной жизни одного из крупнейших русских мыслителей XX века.

Алексей Николаевич Варламов

Биографии и Мемуары / Документальное
Валентин Серов
Валентин Серов

Широкое привлечение редких архивных документов, уникальной семейной переписки Серовых, редко цитируемых воспоминаний современников художника позволило автору создать жизнеописание одного из ярчайших мастеров Серебряного века Валентина Александровича Серова. Ученик Репина и Чистякова, Серов прославился как непревзойденный мастер глубоко психологического портрета. В своем творчестве Серов отразил и внешний блеск рубежа XIX–XX веков и нараставшие в то время социальные коллизии, приведшие страну на край пропасти. Художник создал замечательную портретную галерею всемирно известных современников – Шаляпина, Римского-Корсакова, Чехова, Дягилева, Ермоловой, Станиславского, передав таким образом их мощные творческие импульсы в грядущий век.

Аркадий Иванович Кудря , Вера Алексеевна Смирнова-Ракитина , Екатерина Михайловна Алленова , Игорь Эммануилович Грабарь , Марк Исаевич Копшицер

Биографии и Мемуары / Живопись, альбомы, иллюстрированные каталоги / Прочее / Изобразительное искусство, фотография / Документальное

Похожие книги

Николай II
Николай II

«Я начал читать… Это был шок: вся чудовищная ночь 17 июля, расстрел, двухдневная возня с трупами были обстоятельно и бесстрастно изложены… Апокалипсис, записанный очевидцем! Документ не был подписан, но одна из машинописных копий была выправлена от руки. И в конце документа (также от руки) был приписан страшный адрес – место могилы, где после расстрела были тайно захоронены трупы Царской Семьи…»Уникальное художественно-историческое исследование жизни последнего русского царя основано на редких, ранее не публиковавшихся архивных документах. В книгу вошли отрывки из дневников Николая и членов его семьи, переписка царя и царицы, доклады министров и военачальников, дипломатическая почта и донесения разведки. Последние месяцы жизни царской семьи и обстоятельства ее гибели расписаны по дням, а ночь убийства – почти поминутно. Досконально прослежены судьбы участников трагедии: родственников царя, его свиты, тех, кто отдал приказ об убийстве, и непосредственных исполнителей.

А Ф Кони , Марк Ферро , Сергей Львович Фирсов , Эдвард Радзинский , Эдвард Станиславович Радзинский , Элизабет Хереш

Биографии и Мемуары / Публицистика / История / Проза / Историческая проза
Чикатило. Явление зверя
Чикатило. Явление зверя

В середине 1980-х годов в Новочеркасске и его окрестностях происходит череда жутких убийств. Местная милиция бессильна. Они ищут опасного преступника, рецидивиста, но никто не хочет даже думать, что убийцей может быть самый обычный человек, их сосед. Удивительная способность к мимикрии делала Чикатило неотличимым от миллионов советских граждан. Он жил в обществе и удовлетворял свои изуверские сексуальные фантазии, уничтожая самое дорогое, что есть у этого общества, детей.Эта книга — история двойной жизни самого известного маньяка Советского Союза Андрея Чикатило и расследование его преступлений, которые легли в основу эксклюзивного сериала «Чикатило» в мультимедийном сервисе Okko.

Алексей Андреевич Гравицкий , Сергей Юрьевич Волков

Триллер / Биографии и Мемуары / Истории из жизни / Документальное
Третий звонок
Третий звонок

В этой книге Михаил Козаков рассказывает о крутом повороте судьбы – своем переезде в Тель-Авив, о работе и жизни там, о возвращении в Россию…Израиль подарил незабываемый творческий опыт – играть на сцене и ставить спектакли на иврите. Там же актер преподавал в театральной студии Нисона Натива, создал «Русскую антрепризу Михаила Козакова» и, конечно, вел дневники.«Работа – это лекарство от всех бед. Я отдыхать не очень умею, не знаю, как это делается, но я сам выбрал себе такой путь». Когда он вернулся на родину, сбылись мечты сыграть шекспировских Шейлока и Лира, снять новые телефильмы, поставить театральные и музыкально-поэтические спектакли.Книга «Третий звонок» не подведение итогов: «После третьего звонка для меня начинается момент истины: я выхожу на сцену…»В 2011 году Михаила Козакова не стало. Но его размышления и воспоминания всегда будут жить на страницах автобиографической книги.

Карина Саркисьянц , Михаил Михайлович Козаков

Биографии и Мемуары / Театр / Психология / Образование и наука / Документальное