Читаем Огюст Бланки полностью

Пароход должен пересечь Бискайский залив (французы называют его Басконским). А это место славится как одно из самых бурных в Атлантическом океане. Тридцать шесть часов судно выдерживает здесь жестокий шторм. Но Бланки, слабый, истощенный и уже немолодой человек, переносит его великолепно. Это поразительно, если учесть, что даже самые здоровые люди, попавшие в такое положение, особенно впервые, превращаются в полутрупы. Но Бланки с наслаждением вдыхает морской воздух, смешанный с брызгами соленой воды, беспощадно швыряющей • маломощный корабль. Могучая пучина океана не пугает, а радует его. Бланки прекрасно выдерживает все, даже пищу, состоящую в основном из прогорклого сала и несвежего хлеба.

А как же многочисленные болезни, постоянно мучающие его, которые столь часто приходилось упоминать, поскольку о них много говорится в сохранившихся письмах и документах? Приходится констатировать, это отмечают и некоторые французские биографы Бланки, что его болезненность — результат не органических недостатков его поистине выносливого организма, а следствие переживаний, связанных с условиями его необычайной жизни. Все они возникали, выражаясь современным языком, на нервной почве. А нервная система Бланки, несмотря на его внешнее хладнокровие и спокойствие в страшных ситуациях, крайне чувствительна к разного рода раздражителям. И главное, что терзает его, — это вынужденная неподвижность и неизвестность тюремной жизни, продолжающейся в целом уже 23 года! Он сам писал в одном из писем: «Человек — это не устрица. Он рожден для движения. Неподвижность его убивает».

И вот наконец после семи лет пребывания на Бель-Иль хоть какое-то движение! Он не знает, что его ждет, какой будет тюрьма на Корсике. Но все, даже самое худшее, лучше неподвижного прозябания в муках неизвестности. Движение любого вида — физическое, духовное — делает его жизнь нормальной и наполняет ее смыслом. Поэтому остановки на пути для него неприятней, чем переход через бурный Бискайский залив. Четыре дня стоянки на рейде в испанском порту Кадикс утомляют Бланки. Тем более что идет угольная погрузка н приходится дышать тучами угольной пыли. Неожиданное событие вызывает волнение на борту: во время стоянки в Кадиксе один заключенный бежал, вплавь добравшись до испанской земли. Бланки позавидовал его смелости, ловкости и силе.

Среди заключенных много новых людей, попавших на Бель-Иль в самое последнее время. Один из них — Шарль Делеклюз, ближайший, самый активный соратник Ледрю-Роллена. В отличие от своего шефа это честный, благородный человек с выдающимися способностями. Но Бланки непримиримо принципиален в политике, и поэтому соратник заклятого врага автоматически является сам его врагом. Всякое общение или знакомство исключены. .

Но вот и Корсика. Три дня стоянки в южном порту острова Аяччо. Отсюда всего километров триста до родины Бланкп Пюже-Тенье. Заключенных высаживают на берег. Потом целые сутки пути по горной дороге в тюремной карете под охраной усиленного конвоя. Окружающая горная местность очень напоминает Бланки обстановку его детства. Приезжают в Корт, где узники неожиданно становятся объектом горячих симпатий толпы жителей, Их встречают криками: «Да здравствуют парижане!» Далее ночной путь к тюрьме, расположенной на скалистом отроге одной из самых высоких гор острова — Мон-Ротондо. Двухэтажное здание построено из гранитных глыб. Вдоль внутреннего коридора два ряда камер. Снаружи галерея, по которой ходят часовые. Место для прогулок — терраса, покрытая зеленью, к которой перекинут мост от наружной галереи тюрьмы. Отсюда открывается картина прекрасного горного пейзажа.

Но вскоре Бланки приходится пожалеть о Бель-Иль. Обстановка в корсиканской тюрьме более тяжелая. Летом в камерах тюрьмы невыносимо жарко и душно, зимой — холодно и сыро. Любопытное совпадение: в 1840 году, за семнадцать лет до заключения здесь Бланки, тюрьму посетил брат нашего героя Адольф в качестве парламентского ревизора. Докладывая затем в парламенте, он назвал эту старую, запущенную тюрьму «оскорблением человечества». С тех пор ничего не изменилось, и родной брат ревизора вынужден выносить это оскорбление на протяжении года и четырех месяцев, вплоть до конца срока его десятилетнего заключения. Бланки терпеливо переносит п это испытание. В каждой тюрьме он упорно придерживается своей системы выживания во что бы то ни стало. Как он писал впоследствии, его главная задача и цель состоит в том, «чтобы как можно более поздно доставить моим врагам последнюю и высшую радость».

Перейти на страницу:

Все книги серии Жизнь замечательных людей

Газзаев
Газзаев

Имя Валерия Газзаева хорошо известно миллионам любителей футбола. Завершив карьеру футболиста, талантливый нападающий середины семидесятых — восьмидесятых годов связал свою дальнейшую жизнь с одной из самых трудных спортивных профессий, стал футбольным тренером. Беззаветно преданный своему делу, он смог добиться выдающихся успехов и получил широкое признание не только в нашей стране, но и за рубежом.Жизненный путь, который прошел герой книги Анатолия Житнухина, отмечен не только спортивными победами, но и горечью тяжелых поражений, драматическими поворотами в судьбе. Он предстает перед читателем как яркая и неординарная личность, как человек, верный и надежный в жизни, способный до конца отстаивать свои цели и принципы.Книга рассчитана на широкий круг читателей.

Анатолий Житнухин , Анатолий Петрович Житнухин

Биографии и Мемуары / Документальное
Пришвин, или Гений жизни: Биографическое повествование
Пришвин, или Гений жизни: Биографическое повествование

Жизнь Михаила Пришвина, нерадивого и дерзкого ученика, изгнанного из елецкой гимназии по докладу его учителя В.В. Розанова, неуверенного в себе юноши, марксиста, угодившего в тюрьму за революционные взгляды, студента Лейпцигского университета, писателя-натуралиста и исследователя сектантства, заслужившего снисходительное внимание З.Н. Гиппиус, Д.С. Мережковского и А.А. Блока, деревенского жителя, сказавшего немало горьких слов о русской деревне и мужиках, наконец, обласканного властями орденоносца, столь же интересна и многокрасочна, сколь глубоки и многозначны его мысли о ней. Писатель посвятил свою жизнь поискам счастья, он и книги свои писал о счастье — и жизнь его не обманула.Это первая подробная биография Пришвина, написанная писателем и литературоведом Алексеем Варламовым. Автор показывает своего героя во всей сложности его характера и судьбы, снимая хрестоматийный глянец с удивительной жизни одного из крупнейших русских мыслителей XX века.

Алексей Николаевич Варламов

Биографии и Мемуары / Документальное
Валентин Серов
Валентин Серов

Широкое привлечение редких архивных документов, уникальной семейной переписки Серовых, редко цитируемых воспоминаний современников художника позволило автору создать жизнеописание одного из ярчайших мастеров Серебряного века Валентина Александровича Серова. Ученик Репина и Чистякова, Серов прославился как непревзойденный мастер глубоко психологического портрета. В своем творчестве Серов отразил и внешний блеск рубежа XIX–XX веков и нараставшие в то время социальные коллизии, приведшие страну на край пропасти. Художник создал замечательную портретную галерею всемирно известных современников – Шаляпина, Римского-Корсакова, Чехова, Дягилева, Ермоловой, Станиславского, передав таким образом их мощные творческие импульсы в грядущий век.

Аркадий Иванович Кудря , Вера Алексеевна Смирнова-Ракитина , Екатерина Михайловна Алленова , Игорь Эммануилович Грабарь , Марк Исаевич Копшицер

Биографии и Мемуары / Живопись, альбомы, иллюстрированные каталоги / Прочее / Изобразительное искусство, фотография / Документальное

Похожие книги

Николай II
Николай II

«Я начал читать… Это был шок: вся чудовищная ночь 17 июля, расстрел, двухдневная возня с трупами были обстоятельно и бесстрастно изложены… Апокалипсис, записанный очевидцем! Документ не был подписан, но одна из машинописных копий была выправлена от руки. И в конце документа (также от руки) был приписан страшный адрес – место могилы, где после расстрела были тайно захоронены трупы Царской Семьи…»Уникальное художественно-историческое исследование жизни последнего русского царя основано на редких, ранее не публиковавшихся архивных документах. В книгу вошли отрывки из дневников Николая и членов его семьи, переписка царя и царицы, доклады министров и военачальников, дипломатическая почта и донесения разведки. Последние месяцы жизни царской семьи и обстоятельства ее гибели расписаны по дням, а ночь убийства – почти поминутно. Досконально прослежены судьбы участников трагедии: родственников царя, его свиты, тех, кто отдал приказ об убийстве, и непосредственных исполнителей.

А Ф Кони , Марк Ферро , Сергей Львович Фирсов , Эдвард Радзинский , Эдвард Станиславович Радзинский , Элизабет Хереш

Биографии и Мемуары / Публицистика / История / Проза / Историческая проза
Чикатило. Явление зверя
Чикатило. Явление зверя

В середине 1980-х годов в Новочеркасске и его окрестностях происходит череда жутких убийств. Местная милиция бессильна. Они ищут опасного преступника, рецидивиста, но никто не хочет даже думать, что убийцей может быть самый обычный человек, их сосед. Удивительная способность к мимикрии делала Чикатило неотличимым от миллионов советских граждан. Он жил в обществе и удовлетворял свои изуверские сексуальные фантазии, уничтожая самое дорогое, что есть у этого общества, детей.Эта книга — история двойной жизни самого известного маньяка Советского Союза Андрея Чикатило и расследование его преступлений, которые легли в основу эксклюзивного сериала «Чикатило» в мультимедийном сервисе Okko.

Алексей Андреевич Гравицкий , Сергей Юрьевич Волков

Триллер / Биографии и Мемуары / Истории из жизни / Документальное
Третий звонок
Третий звонок

В этой книге Михаил Козаков рассказывает о крутом повороте судьбы – своем переезде в Тель-Авив, о работе и жизни там, о возвращении в Россию…Израиль подарил незабываемый творческий опыт – играть на сцене и ставить спектакли на иврите. Там же актер преподавал в театральной студии Нисона Натива, создал «Русскую антрепризу Михаила Козакова» и, конечно, вел дневники.«Работа – это лекарство от всех бед. Я отдыхать не очень умею, не знаю, как это делается, но я сам выбрал себе такой путь». Когда он вернулся на родину, сбылись мечты сыграть шекспировских Шейлока и Лира, снять новые телефильмы, поставить театральные и музыкально-поэтические спектакли.Книга «Третий звонок» не подведение итогов: «После третьего звонка для меня начинается момент истины: я выхожу на сцену…»В 2011 году Михаила Козакова не стало. Но его размышления и воспоминания всегда будут жить на страницах автобиографической книги.

Карина Саркисьянц , Михаил Михайлович Козаков

Биографии и Мемуары / Театр / Психология / Образование и наука / Документальное