Огюст Бланки

Пропасть, всегда разделявшая Бланки и его старших коллег, свободно говоривших о чем угодно, но неспособных перейти от слов к делу, внезапно явно обнаружилась. Почему же сейчас, когда надо что-то делать, они беспомощны? Подавляя возмущение, Бланки почти выбежал нз редакции. Но на улице все спокойно, каждый идет своей дорогой, и на лицах не видно никакого намерения что-либо предпринимать. Может быть, люди еще не читали ордонансов, не слышали о них? Случайно Бланки узнает, что журналисты из нескольких газет сошлись сейчас в редакции «Насьональ». Бланки бежит туда и попадает на бурное собрание писателей, адвокатов, журналистов. Обстановка резко отличалась от страха и подавленности, царивших в «Глоб». Здесь кипят страсти, все резко осуждают королевские ордонансы. Принимается энергичное заявление протеста: «Действие правового порядка прервано, начался режим насилия. Правительство нарушило законность и тем освободило нас от обязанности повиноваться... Мы будем сопротивляться». Заявление призывает депутатов выступить против правительства. Решено продолжать выпуск газет, несмотря на запрет. Под заявлением ставят свои подписи 44 человека. Первым подписался Адольф Тьер, ог же и автор самого текста. В будущем Тьер окажется злейшим врагом Бланки, он отдаст приказ о заключении его в тюрьму и станет палачом Коммуны. Но 26 июля 1830 года его действия нравились Бланки.

Он снова устремляется на улицу. По лицам людей, по взглядам, возбужденным беседам видно, что теперь все уже знают об ордонансах. Вскоре в руках появляются листовки с отпечатанным текстом воззвания «44-х». Бланки бежит в сад Пале-Рояль. Всех влечет сюда какой-то общий инстинкт. Ведь в 1789 году именно здесь прозвучал призыв к штурму Бастилии. Толпа растет, и среди нее появляется все больше рабочих из типографий, большинство из которых все же закрылись. В тот же день в Ратуше хозяева промышленных предприятии решили закрыть фабрики и мастерские. Так формируется армия восстания. Но 26 июля дело ограничилось демонстрацией в Пале-Рояле. Правда, в карету князя Полинь-яка, проезжавшего по бульварам, полетели камни. Тем не менее до сражения дело не Дошло, хотя на улицах уже появилась королевская гвардия.

Единодушного порыва к восстанию пока не видно. Депутаты, приехавшие в Париж, чтобы заседать в палате, куда их просто не пустили, позорно трусят. Они, конечно, обсуждают положение, но не принимают никаких решений. Депутаты предпочитают действовать «в рамках законности». Но буржуазия, ее лидеры вовсе не сидят сложа руки, хотя и боятся, что революционная ярость народа зайдет слишком далеко.

26 июля Бланки вернулся домой уже за полночь. Он жил в отеле Нассау на улице Ла Гарп, 89, в двух шагах от нынешней площади Сен-Мишель. Бланки долго не мог заснуть после треволнений первого революционного дня. Рано утром 27 июля он снова в редакции «Глоб», где обстановка стала оживленнее, чем накануне. Еще бы, редакторы газеты выпустили в свет ее очередной номер вопреки королевскому запрету. Вышли также «Насьональ» и «Тан». Но, как сразу почувствовал Бланки, никто в «Глоб» не собирался действовать дальше. Напротив, редакторы газеты казались напуганными собственной смелостью. «Все эти будущие министры дрожали за свою шкуру», — напишет Бланки об этом дне, когда сам он рвался к действию. Быстро покинув редакцию, он, как и вчера, устремляется в сад Пале-Рояль. Здесь снова толпа, но теперь в ней явно преобладают люди в рабочих блузах. Закрытие мастерских и типографий дало свои результаты. В нескольких местах группы рабочих слушают, как энтузиасты читают вслух манифест «44-х». Особенно решительные фразы документа встречают одобрительными криками.

Бланки охвачен горячим желанием участвовать в событиях, и он, не раздумывая, вскакивает на стол, вытаскивает номер «Глоб» и тоже начинает читать как можно громче. Он надрывает голос и, только окончательно охрипнув, слезает со стола и выбирается из толпы. Нет никаких сомнений, что все горят жаждой борьбы. Настроение людей становится явно воинственным. Бланки вдруг вспомнил о реликвиях своего карбонаризма: в предместье Сен-Марсо спрятано ружье с полусотней патронов. Он мч ^ ся туда и вскоре является домой, в Латинский квартал, с ружьем на плече. Соседи по дому, студенты, с интересом встречают вооруженного коллегу. Но атмосфера восстания здесь пока не чувствуется. Поэтому, оставив ружье у себя в комнате, Бланки снова бежит на правый берег к Пале-Роялю. Он видит, как сразу во многих местах начинается постройка баррикад. Попытки конной жандармерии помешать этому встречают градом камней. Раздается первый выстрел, завязывается перестрелка. Воодушевленный Бланки снова бежит на левый берег и настойчиво уговаривает студентов присоединиться к восстанию. Затем он опять пересекает Сену и является в редакцию «Глоб», где застает самых видных из сотрудников газеты: Пьера Леру, Виктора Кузена, Жуффруа, Беранже и других. Теперь на Бланки