Читаем Огюст Бланки полностью

Но многие французы, очарованные «благородством» яркой личности подсудимого, выступают в его защиту. Собирают подписи под петицией, требующей его помилования, и представляют ее в палату. Проводятся многолюдные демонстрации. За Барбеса просят знаменитые поэты Гюго и Ламартин. 14 июля Луи-Филипп вопреки мнению совета министров заменяет смертный приговор пожизненной каторгой.

А Бланки еще пять месяцев остается неуловимым для полиции. Его ищут повсюду, но он меняет свои убежища. Известно, что одно время его скрывал видный художник Давид д’Анже. Он сделал карандашный портрет Бланки с натуры. Перед нами меланхоличный профиль без бороды, сбритой, видимо, из соображений конспирации.

13 октября 1839 года на станции дилижансов около Ратуши полиция арестовала опознанного предателем Бланки в момент, когда он садился в экипаж, направлявшийся к Швейцарии. У него обнаружили географические карты, два паспорта на чужие имена и 400 франков денег. В тот же день Бланки заключен в тюрьму Консьер-жери.

13 января 1840 года начинается второй процесс над участниками майских событий. Среди трех десятков подсудимых находится и Бланки. Он оказался в центре всеобщего внимания. Действительно, все присутствовавшие в зале Люксембургского дворца, члены палаты пэров и те, кто до предела заполнил места для публики, ищут его среди обвиняемых. Он впервые стал известен, даже знаменит...

Политический деятель приобретает известность разными путями (если не считать возможности чисто случайной известности). Обычно это действия в роли депутата, министра, руководителя политической организации. Это речи, статьи, книги, то есть все виды общественной активности. Но Бланки мало занимался журналистикой, не опубликовал ни одной книги. Несколько статей и речей — вот и все, что дошло до сведения очень небольшого круга людей. Единственное, чем Бланки был известен, так это его судебными процессами и речами на этих процессах. Но основная, главная часть жизни Бланки связана с идеей тайного заговора. Поэтому она либо остается совершенно неизвестной, либо становится темой всяких вымыслов. Как раз это последнее обстоятельство и принесло Бланки неожиданную и далеко не радостную славу.

Во время первого процесса над майскими заговорщиками эффектная защита Барбеса, смешанная с саморекламой, поставила Бланки в такое положение в общественном мнении, когда на долю Барбеса в общей картине майского заговора достались все яркие и светлые краски, а Бланки — темные и мрачные. Буржуазные газеты, падкие до «пикантных» разногласий внутри революционного движения, устроили из майского восстания драму двух противоречивых характеров. Барбеса превратили в «благородного героя», а Бланки — в козла отпущения. Писали о его подлости, трусости: его бегство от ареста приравнивали к измене. Словом, на голову Бланки обрушилась самая низкая клевета, против которой он был бессилен. Ведь не мог же он тогда выступить с опровержениями претенциозных утверждений Барбеса, будто бы он основал «Общество времен года», подготовил и организовал восстание 12 мая.

Собравшаяся в суде публика, естественно, ожидала увидеть его в облике закоренелого каторжника. Теперь же все с удивлением взирали на этого маленького бледного человека в скромном черном одеянии. Только сверкающий норой взгляд выдавал силу характера, скрывавшуюся за невзрачной внешностью. Он был старше почти всех остальных, в основном двадцатилетних подсудимых; ему было уже 35 лет.

С самого начала Бланки ведет себя на суде совсем иначе, чем Барбес. Он отказывается отвечать на вопросы. Он стал говорить, лишь когда инсургентов стали обвинять в бесчестных и жестоких поступках. Бланки но-казал, что восстание было оправданным ответом народа на преступления июльской монархии, о которых он напомнил.

На седьмой день процесса с обвинительной речью выступил генеральный прокурор Франк-Каррэ. Его речь почти целиком направлена против Бланки.

— Господа, — начал он, — есть одно имя, которое доминирует во всем этом деле, имя, которое было у всех на устах в момент мятежа, имя, концентрирующее в себе одном всю мысль и всю организацию этого преступления. Это имя — Огюст Бланки!

Затем прокурор ярко осветил всю «преступную» биографию Бланки. Он пытался, в свою очередь, разжечь враждебность, уже существовавшую между Барбесом и Бланки. Первого он изобразил пылким рыцарем, вовлеченным на преступный путь, коварным, по трусливым, способным якобы сбежать с поля битвы в час опасности руководителем «общества бланкистов». Так впервые появляется новое слово, означавшее утверждение самостоятельного течения во французском революционном движении. Прокурор объявил Бланки опаснейшим врагом существующего строя, способным создавать и объединять большие группы заговорщиков, подготавливать восстания, подстрекать к насилию и вести за собой людей. Он потребовал для него смертной казни.

Перейти на страницу:

Все книги серии Жизнь замечательных людей

Газзаев
Газзаев

Имя Валерия Газзаева хорошо известно миллионам любителей футбола. Завершив карьеру футболиста, талантливый нападающий середины семидесятых — восьмидесятых годов связал свою дальнейшую жизнь с одной из самых трудных спортивных профессий, стал футбольным тренером. Беззаветно преданный своему делу, он смог добиться выдающихся успехов и получил широкое признание не только в нашей стране, но и за рубежом.Жизненный путь, который прошел герой книги Анатолия Житнухина, отмечен не только спортивными победами, но и горечью тяжелых поражений, драматическими поворотами в судьбе. Он предстает перед читателем как яркая и неординарная личность, как человек, верный и надежный в жизни, способный до конца отстаивать свои цели и принципы.Книга рассчитана на широкий круг читателей.

Анатолий Житнухин , Анатолий Петрович Житнухин

Биографии и Мемуары / Документальное
Пришвин, или Гений жизни: Биографическое повествование
Пришвин, или Гений жизни: Биографическое повествование

Жизнь Михаила Пришвина, нерадивого и дерзкого ученика, изгнанного из елецкой гимназии по докладу его учителя В.В. Розанова, неуверенного в себе юноши, марксиста, угодившего в тюрьму за революционные взгляды, студента Лейпцигского университета, писателя-натуралиста и исследователя сектантства, заслужившего снисходительное внимание З.Н. Гиппиус, Д.С. Мережковского и А.А. Блока, деревенского жителя, сказавшего немало горьких слов о русской деревне и мужиках, наконец, обласканного властями орденоносца, столь же интересна и многокрасочна, сколь глубоки и многозначны его мысли о ней. Писатель посвятил свою жизнь поискам счастья, он и книги свои писал о счастье — и жизнь его не обманула.Это первая подробная биография Пришвина, написанная писателем и литературоведом Алексеем Варламовым. Автор показывает своего героя во всей сложности его характера и судьбы, снимая хрестоматийный глянец с удивительной жизни одного из крупнейших русских мыслителей XX века.

Алексей Николаевич Варламов

Биографии и Мемуары / Документальное
Валентин Серов
Валентин Серов

Широкое привлечение редких архивных документов, уникальной семейной переписки Серовых, редко цитируемых воспоминаний современников художника позволило автору создать жизнеописание одного из ярчайших мастеров Серебряного века Валентина Александровича Серова. Ученик Репина и Чистякова, Серов прославился как непревзойденный мастер глубоко психологического портрета. В своем творчестве Серов отразил и внешний блеск рубежа XIX–XX веков и нараставшие в то время социальные коллизии, приведшие страну на край пропасти. Художник создал замечательную портретную галерею всемирно известных современников – Шаляпина, Римского-Корсакова, Чехова, Дягилева, Ермоловой, Станиславского, передав таким образом их мощные творческие импульсы в грядущий век.

Аркадий Иванович Кудря , Вера Алексеевна Смирнова-Ракитина , Екатерина Михайловна Алленова , Игорь Эммануилович Грабарь , Марк Исаевич Копшицер

Биографии и Мемуары / Живопись, альбомы, иллюстрированные каталоги / Прочее / Изобразительное искусство, фотография / Документальное

Похожие книги

Николай II
Николай II

«Я начал читать… Это был шок: вся чудовищная ночь 17 июля, расстрел, двухдневная возня с трупами были обстоятельно и бесстрастно изложены… Апокалипсис, записанный очевидцем! Документ не был подписан, но одна из машинописных копий была выправлена от руки. И в конце документа (также от руки) был приписан страшный адрес – место могилы, где после расстрела были тайно захоронены трупы Царской Семьи…»Уникальное художественно-историческое исследование жизни последнего русского царя основано на редких, ранее не публиковавшихся архивных документах. В книгу вошли отрывки из дневников Николая и членов его семьи, переписка царя и царицы, доклады министров и военачальников, дипломатическая почта и донесения разведки. Последние месяцы жизни царской семьи и обстоятельства ее гибели расписаны по дням, а ночь убийства – почти поминутно. Досконально прослежены судьбы участников трагедии: родственников царя, его свиты, тех, кто отдал приказ об убийстве, и непосредственных исполнителей.

А Ф Кони , Марк Ферро , Сергей Львович Фирсов , Эдвард Радзинский , Эдвард Станиславович Радзинский , Элизабет Хереш

Биографии и Мемуары / Публицистика / История / Проза / Историческая проза
Чикатило. Явление зверя
Чикатило. Явление зверя

В середине 1980-х годов в Новочеркасске и его окрестностях происходит череда жутких убийств. Местная милиция бессильна. Они ищут опасного преступника, рецидивиста, но никто не хочет даже думать, что убийцей может быть самый обычный человек, их сосед. Удивительная способность к мимикрии делала Чикатило неотличимым от миллионов советских граждан. Он жил в обществе и удовлетворял свои изуверские сексуальные фантазии, уничтожая самое дорогое, что есть у этого общества, детей.Эта книга — история двойной жизни самого известного маньяка Советского Союза Андрея Чикатило и расследование его преступлений, которые легли в основу эксклюзивного сериала «Чикатило» в мультимедийном сервисе Okko.

Алексей Андреевич Гравицкий , Сергей Юрьевич Волков

Триллер / Биографии и Мемуары / Истории из жизни / Документальное
Третий звонок
Третий звонок

В этой книге Михаил Козаков рассказывает о крутом повороте судьбы – своем переезде в Тель-Авив, о работе и жизни там, о возвращении в Россию…Израиль подарил незабываемый творческий опыт – играть на сцене и ставить спектакли на иврите. Там же актер преподавал в театральной студии Нисона Натива, создал «Русскую антрепризу Михаила Козакова» и, конечно, вел дневники.«Работа – это лекарство от всех бед. Я отдыхать не очень умею, не знаю, как это делается, но я сам выбрал себе такой путь». Когда он вернулся на родину, сбылись мечты сыграть шекспировских Шейлока и Лира, снять новые телефильмы, поставить театральные и музыкально-поэтические спектакли.Книга «Третий звонок» не подведение итогов: «После третьего звонка для меня начинается момент истины: я выхожу на сцену…»В 2011 году Михаила Козакова не стало. Но его размышления и воспоминания всегда будут жить на страницах автобиографической книги.

Карина Саркисьянц , Михаил Михайлович Козаков

Биографии и Мемуары / Театр / Психология / Образование и наука / Документальное