Читаем Огюст Бланки полностью

Но провал побега сам по себе явился страшным ударом для тех, кто уже ощущал вкус вожделенной свободы. От радостной надежды они мгновенно переносятся к ужасному состоянию мрачного отчаяния. Все кончено, а счастье освобождения казалось таким близким! Невыразимая горечь, чувство катастрофы, гибели повергают Бланки, Барбеса, Бернара, Юбера, как и их друзей, в бешенство безнадежности. Открытая война не на жизнь, а на смерть вспыхивает с новой силой между узниками и охраной. Бернар Ноэль бьет стражника ногами. Многие ломают мебель, крушат решетки. Бланки бросает в надзирателя поленом... Но на каждый такой удар скованных неволей, отчаявшихся людей тюремщики отвечают стократными ударами изощренных наказаний. Лето 1842 года Бланки и многие другие проводят в мучительных, раскаленных «ложах» чердака. Урезают и без того жалкий рацион питания узников. Даже некогда цветущий Барбес с его могучим здоровьем страдает кровохарканьем и дрожит в припадках лихорадки. Бланки в письме к Фюль-жансу Жирару просит его хоть чем-то помочь Барбесу. Оппозиционные газеты поднимают шум, и в январе 1843 года истощенного Барбеса перевозят в тюрьму в Ним, где более мягкий климат восстановит его здоровье.

Бланки остается в Мон-Сен-Мишель, хотя сам в еще более жалком состоянии. Он мучается горловой чахоткой, болями в желудке, превращается в жалкую развалину. Он равнодушно глядит на маленькое кладбище у подножия скалы, которое, как он знает, нетерпеливо ждет его... Апатия, тоска, прострация. Но книги, работа мысли, иллюзии, мечты спасают его. Он много пишет, пишет без конца то, чего никто никогда не прочитает. Время как бы остановилось, будущего нет.

Но вот неожиданный проблеск в его монотонной полужизни-полусмерти. Проблеск прошлого. В октябре 1843 года приезжает сестра Бланки мадам Барелье с его шестилетним сыном Ромео (Эстевом), и отец видит из-за решетки камеры, как его очаровательный ребенок гуляет по платформе «скалы Готье». Снова просыпаются призраки короткого прошлого счастья, обостряя горькую радость от этой картины. Неужели у него не проснулось сожаление о том, что он мог бы все это не потерять, сохранить жизнь Амелии и жить спокойной жизнью нормального человека, если бы не встал на свой путь, явно гибельный, по мнению почти всех? Нет никаких следов, никаких, даже косвенных, случайных, непроизвольных симптомов сожаления или признания ошибочности избранного им пути. Никогда. Ни в дни пребывания в Мон-Сен-Мишель, ни позже...

Наступает зима. Громче становится рев штормового моря, грохот прибоя, сильнее порывы северного ветра, проникающего в камеру, где они смешиваются с чадом дымящейся печи. Бланки болен постоянно. Его терзают ноющие кости позвоночника, новое обострение болезни горла, он бьется в непрерывных приступах кашля. Дело доходит до того, что этот никогда не жалующийся на судьбу человек сам просит Фюльжанса Жирара прислать муниципального врача, ибо тюремный врач заинтересован не в исцелении узников, а скорее наоборот... Но под нажимом коллеги и перед фактом явного угасания больного и он вынужден подписать заключение о необходимости перевода Бланки в тюрьму, расположенную в месте с лучшим климатом. Друзья хлопочут о юге, но министр внутренних дел выбирает тюрьму в городе Тур, куда Бланки отправляют 18 марта 1844 года. По этому случаю вновь приехала сестра с его сыном. С полными слез глазами, в ужасе смотрит она, как два жандарма выносят Бланки в соломенном кресле и укладывают его в повозку. Они спокойны за заключенного: не только бежать, но и пошевелиться он не в состоянии. Группа крестьян с удивлением смотрит на этот живой труп, в который превратили здорового человека четыре года и сорок дней пребывания в Мон-Сен-Мишель.

<p>Пробуждение</p></span><span>

— Этот долго не протянет, — сказал начальник исправительной тюрьмы в Туре, взглянув на нового заключенного. Но он вовсе не был заинтересован, чтобы Бланки умер в его тюрьме. Власти в Париже тем более опасались этого. Ведь оппозиционные газеты немедленно используют такой факт против правительства Гизо. В конце апреля 1844 года Бланки переводят в больницу для безнадежно больных и престарелых. И хотя он не в состоянии даже поднять голову, а не только бежать, к нему приставили постоянного полицейского агента.

Перейти на страницу:

Все книги серии Жизнь замечательных людей

Газзаев
Газзаев

Имя Валерия Газзаева хорошо известно миллионам любителей футбола. Завершив карьеру футболиста, талантливый нападающий середины семидесятых — восьмидесятых годов связал свою дальнейшую жизнь с одной из самых трудных спортивных профессий, стал футбольным тренером. Беззаветно преданный своему делу, он смог добиться выдающихся успехов и получил широкое признание не только в нашей стране, но и за рубежом.Жизненный путь, который прошел герой книги Анатолия Житнухина, отмечен не только спортивными победами, но и горечью тяжелых поражений, драматическими поворотами в судьбе. Он предстает перед читателем как яркая и неординарная личность, как человек, верный и надежный в жизни, способный до конца отстаивать свои цели и принципы.Книга рассчитана на широкий круг читателей.

Анатолий Житнухин , Анатолий Петрович Житнухин

Биографии и Мемуары / Документальное
Пришвин, или Гений жизни: Биографическое повествование
Пришвин, или Гений жизни: Биографическое повествование

Жизнь Михаила Пришвина, нерадивого и дерзкого ученика, изгнанного из елецкой гимназии по докладу его учителя В.В. Розанова, неуверенного в себе юноши, марксиста, угодившего в тюрьму за революционные взгляды, студента Лейпцигского университета, писателя-натуралиста и исследователя сектантства, заслужившего снисходительное внимание З.Н. Гиппиус, Д.С. Мережковского и А.А. Блока, деревенского жителя, сказавшего немало горьких слов о русской деревне и мужиках, наконец, обласканного властями орденоносца, столь же интересна и многокрасочна, сколь глубоки и многозначны его мысли о ней. Писатель посвятил свою жизнь поискам счастья, он и книги свои писал о счастье — и жизнь его не обманула.Это первая подробная биография Пришвина, написанная писателем и литературоведом Алексеем Варламовым. Автор показывает своего героя во всей сложности его характера и судьбы, снимая хрестоматийный глянец с удивительной жизни одного из крупнейших русских мыслителей XX века.

Алексей Николаевич Варламов

Биографии и Мемуары / Документальное
Валентин Серов
Валентин Серов

Широкое привлечение редких архивных документов, уникальной семейной переписки Серовых, редко цитируемых воспоминаний современников художника позволило автору создать жизнеописание одного из ярчайших мастеров Серебряного века Валентина Александровича Серова. Ученик Репина и Чистякова, Серов прославился как непревзойденный мастер глубоко психологического портрета. В своем творчестве Серов отразил и внешний блеск рубежа XIX–XX веков и нараставшие в то время социальные коллизии, приведшие страну на край пропасти. Художник создал замечательную портретную галерею всемирно известных современников – Шаляпина, Римского-Корсакова, Чехова, Дягилева, Ермоловой, Станиславского, передав таким образом их мощные творческие импульсы в грядущий век.

Аркадий Иванович Кудря , Вера Алексеевна Смирнова-Ракитина , Екатерина Михайловна Алленова , Игорь Эммануилович Грабарь , Марк Исаевич Копшицер

Биографии и Мемуары / Живопись, альбомы, иллюстрированные каталоги / Прочее / Изобразительное искусство, фотография / Документальное

Похожие книги

Николай II
Николай II

«Я начал читать… Это был шок: вся чудовищная ночь 17 июля, расстрел, двухдневная возня с трупами были обстоятельно и бесстрастно изложены… Апокалипсис, записанный очевидцем! Документ не был подписан, но одна из машинописных копий была выправлена от руки. И в конце документа (также от руки) был приписан страшный адрес – место могилы, где после расстрела были тайно захоронены трупы Царской Семьи…»Уникальное художественно-историческое исследование жизни последнего русского царя основано на редких, ранее не публиковавшихся архивных документах. В книгу вошли отрывки из дневников Николая и членов его семьи, переписка царя и царицы, доклады министров и военачальников, дипломатическая почта и донесения разведки. Последние месяцы жизни царской семьи и обстоятельства ее гибели расписаны по дням, а ночь убийства – почти поминутно. Досконально прослежены судьбы участников трагедии: родственников царя, его свиты, тех, кто отдал приказ об убийстве, и непосредственных исполнителей.

А Ф Кони , Марк Ферро , Сергей Львович Фирсов , Эдвард Радзинский , Эдвард Станиславович Радзинский , Элизабет Хереш

Биографии и Мемуары / Публицистика / История / Проза / Историческая проза
Чикатило. Явление зверя
Чикатило. Явление зверя

В середине 1980-х годов в Новочеркасске и его окрестностях происходит череда жутких убийств. Местная милиция бессильна. Они ищут опасного преступника, рецидивиста, но никто не хочет даже думать, что убийцей может быть самый обычный человек, их сосед. Удивительная способность к мимикрии делала Чикатило неотличимым от миллионов советских граждан. Он жил в обществе и удовлетворял свои изуверские сексуальные фантазии, уничтожая самое дорогое, что есть у этого общества, детей.Эта книга — история двойной жизни самого известного маньяка Советского Союза Андрея Чикатило и расследование его преступлений, которые легли в основу эксклюзивного сериала «Чикатило» в мультимедийном сервисе Okko.

Алексей Андреевич Гравицкий , Сергей Юрьевич Волков

Триллер / Биографии и Мемуары / Истории из жизни / Документальное
Третий звонок
Третий звонок

В этой книге Михаил Козаков рассказывает о крутом повороте судьбы – своем переезде в Тель-Авив, о работе и жизни там, о возвращении в Россию…Израиль подарил незабываемый творческий опыт – играть на сцене и ставить спектакли на иврите. Там же актер преподавал в театральной студии Нисона Натива, создал «Русскую антрепризу Михаила Козакова» и, конечно, вел дневники.«Работа – это лекарство от всех бед. Я отдыхать не очень умею, не знаю, как это делается, но я сам выбрал себе такой путь». Когда он вернулся на родину, сбылись мечты сыграть шекспировских Шейлока и Лира, снять новые телефильмы, поставить театральные и музыкально-поэтические спектакли.Книга «Третий звонок» не подведение итогов: «После третьего звонка для меня начинается момент истины: я выхожу на сцену…»В 2011 году Михаила Козакова не стало. Но его размышления и воспоминания всегда будут жить на страницах автобиографической книги.

Карина Саркисьянц , Михаил Михайлович Козаков

Биографии и Мемуары / Театр / Психология / Образование и наука / Документальное