Оглашенные

– В общем, батюшка, ты меня прости, – сказал я, – но проснулся в тебе, кажется, недобитый рокер.

– Да! Ты тысяча раз прав, да!.. Как же я сам не догадался. Я грешил на эти фильмы, что матушка понаприносила. Всех этих церковных радикалов. Супер-монархистов, супер-борцов за чистоту веры, супер-прозорливых старцев. Короче, сплошной супер.

– И ведь в каждом фильме – архиереи такие-сякие, мафиози, экуменисты, модернисты; анафема, анафема всем! Тоже своего рода рок-н-ролл. Только церковный. Как там, у Летова: я всегда буду против! Ха-ха!..

***

Прошло еще несколько дней. Я снова посетил отца Ивана и застал у него очень интересную сцену. Впрочем, сначала я услышал смутно знакомый мне голос, когда входил в коридор:

– Батюшка, я Вам не верю, не верю. Понимаете?! Я Вам не верю, – голос звучал с таким эмоциональным надрывом, что казалось еще чуть-чуть и обладатель голоса расплачется. – Я Вам не верю, не верю, я вообще подозреваю, сильно подозреваю, что Вы не священник!..

Войдя на кухню, я увидел всю картину. Голос принадлежал очень маленькому (еще меньше секретаря епархии) человеку, который обращался к отцу Георгию, демонстративно повернувшись к нему спиной. Звали маленького человека Степаном. Он был старым знакомым отца Ивана, мастером на все руки.

Видимо, и сейчас зашел к батюшке что-нибудь починить, да нарвался на проповедь отца Георгия. Однако это надо уметь так вывести Степана из равновесия, чтобы он демонстративно сел спиной к собеседнику (еще и духовному лицу) и говорил срывающимся голосом.

Степан по природе добрейший, спокойнейший человек. Впрочем, несложно догадаться, что вывело его из равновесия – Степан последовательный сторонник единства Церкви, разговоры на тему особой, своей какой-то миссии УПЦ он на дух не выносит, а уж оранжевые проповеди – это для него адская мука.

Но меня больше поразил не Степан, а отец Георгий. Он был на удивление трезв и пребывал как бы в легком безумии (я даже про «белую горячку» подумал). Иначе как еще объяснить, что, сидя в двух метрах от Степана, он с самым серьезным видом обращался к его спине, обращался с такими жестами и мимикой, словно со спины на него в упор смотрело лицо Степана:

– Вы не верите не мне. Вы не верите в перемены! – патетично восклицал апельсиновый поп. – Не верите в демократическую революцию. Не верите в то, что теперь можете сказать этой власти – нет! Не понимаете, что теперь от Вас, от Вас лично зависят перемены в стране.