Оглашенные

Но это было все внешнее, одна лишь зависть и преодоление опыта грузинского романиста. Суть же была в том, что внутри отряда зрел заговор, о котором еще никто в отряде и не подозревал, ни даже вождь, ни даже его автор, потому что заговор зрел внутри автора. Авторское «я» столкнулось с собственным «я», и – началось! И кто главнее? кто кого? кто он, кто я? – и вот уже борьба за власть. Да никто же от сих блазнится, яко разделяема есть на двое человеческая мысль. Помысел от словеси отсекаем, воюет бо, рече, плоть на душу. Два супостата в нас есть непрестанно борющася: востает бо несытость на пост, на добродетель величание, на целомудрие пиянство, блуд на душевную чистоту, на любовь ненависть и гнев, на смирение гордость, на истину лжа и клевета и прочая злая дела.

Заговор! Немудрено, что по следу моему шли. Не меня они преследовали, а мой роман, то есть мой отряд… Ничто уже не могло остановить меня: вывести всех и спасти.

И не успел я поставить точку – Гививович уже стучался прямо в мой нумер ни свет ни заря, одетый по-походному: тапочками!.. Тапочками нам служил «рафик», предоставленный Драгамащенкой, который и сам вызвался нас сопровождать к обезьянам. Все это, как я сам должен был понимать, не так легко было Валерию Гививовичу для меня специально организовать…

И это была уже слава! Вся слава мира звучала победно в победившей душе автора. Человека же два… Один человек сказал как-то в ответ на мои сетования, поняв меня по-своему: зачем стремиться к мировой славе? – достаточно, мол, достичь ее в областном, в районном масштабе, чтобы умный человек понял, чего она стоит… Так что же? Именно ему не хватило и мировой.

Мы ехали. Новизны в этом для меня не было никакой, как и в будущей славе. Все было уже пережито, пережжено. Просто мне в очередной раз помешали их УЖЕ написать, «Обезьян». Я был опять готов – и мне опять не дали. Раньше они не давали мне достичь обезьян, чтобы я не знал, о чем писать, теперь, когда я окончательно знал о чем и, собственно, уже писал их, они мне подсовывали их, чтобы я не мог написать их уже по другой причине: они хотят остановить меня, реализовав мое воображение. Так или иначе… но я не должен их написать. Вот смысл дьявольского задания! Однако… не слишком ли изощренно?

С мыслью об изощренности зла я покорно сажусь в автобусик. И я снова прав: мне отводится почетное место рядом с водителем, а водитель единственный среди всех тоже русский человек. Русский человек водит им их автобусик… Ничего нового! Мысль об изощренности зла сменяется мыслью о его примитивности. Ведь что такое зло?

Прозрачная мысль вращалась на кончике своего острия, как пропеллер. Я был готов изловить ее, как стрекозу… «Посмотрите направо…» Направо был длинный, унылый цементный забор, но уже не было мысли. Истраченная местность, колючая проволока по забору, вышка… «Самая большая в Союзе детская колония», – сказал Валерий Гививович, поясняя достопримечательность. О, об этом я много знал благодаря рукописи Глаза. Что я тут же все и доложил под вежливое внимание группы, под укоризненный взгляд Валерия Гививовича: зачем говорить при нем лишнее? – заставлять его запоминать. «В малолетку не стрелять!..» – поведывал я. «Есть такое положение? В первый раз слышу». Нежелание получать информацию было у Валерия Гививовича профессиональным. «Здесь тормозни!» – и он скрылся в проходной колонии. Может, здесь и взрослое отделение есть?.. Ворота тюрьмы – вот еще ожиданьице!.. Двое застенчивых переростков вынесли ведро и ящик. Валерий Гививович указал им, куда поставить.

Мы ехали.

И путешествие вступало в свои права. За окном проявлялся пейзаж, набирая силу. Валерий Гививович на поверку оказался непростым человеком: дед – армянин, мать эстонка, дядя русский, сам грузин. Вообще-то он оказался пришелец, в предыдущем рождении атлант, потом вавилонский жрец… но об этом потом. Выходит, зря я так – Гививович делал все из лучших побуждений: организовал мне участие в «круглом столе», поездку к обезьянам. Зря я, зря тогда сбежал – подставил его, себе навредил. С ним можно иметь дело: не убегать, не говорить лишнего при посторонних. Договориться с ним было можно. Ну и конечно, с билетами, с гостиницами никаких проблем. Вы думаете, вас бы прописали в «Абхазии»? Ах вот как… А вы как думали?

Мы останавливались. Нас уже ждали. Еще один сотрудник. Интересный человек. Грек по национальности. С тяжелой коробкой из-под телевизора «Сони».