Оглянись! Сборник повестей

Всегда перед боем он вспоминал, как его били, и старался представить, что перед ним именно тот, кто его бил. «Перед боем нужно разозлиться, иначе не победишь!» Лёшка свято верил в справедливость этих слов.

— Три!

Захват! Рывок!

Монгол завыл, сгибаясь пополам, как складной.

— Заткнись! — спокойно сказал Кусков. — Иначе сейчас мордой в стенку въедешь.

— Отпусти! Отпусти! — стонал Монгол.

— Отдай пацану деньги! И запомни: маленьких обижать нехорошо. В другой раз попадёшься — руки-ноги повыдергаю.

Как нравился себе он в эту минуту! Как приятно ему было быть сильным, благородным, смелым! Как милостиво он выслушивал восторженные слова Штифта:

— Как ты его! Это же сам Монгол, а ты его как!

Ради этого стоило заниматься с утра до вечера. Ради этого он совсем запустил уроки и часами крутил гантели. Что может быть приятнее сознания, что ты сильнее всех, что даже враги твои вроде Монгола почтительно дают тебе дорогу, когда ты возвращаешься с тренировки?

А когда Лёшка стал побеждать на соревнованиях, когда он услышал, как зал, где были его сверстники и даже взрослые, встаёт и кричит: «Кусков! Кусков! Молодец!» — он готов был и ночей не спать ради тренировок…

— Лёха! — сказал Штифт. — Ты извини, мне идти надо. Мать сейчас с работы придёт…

Костёр почти погас, сизый дымок струился над багровыми углями, что уже подёргивались белёсым пеплом.

— Иди! — сказал Кусков. — Иди.

— Лёш! — сказал Штифт. — Если тебе что-нибудь нужно будет, я того… Я даже денег могу…

— Спасибо тебе, Штифт! — сказал Лёшка, пожимая товарищу руку, и вдруг подумал, что знаком он с ним больше года, а так и не знает его имени. Он посмотрел ещё на его щуплые плечи, на конопатый нос, на курточку, из которой торчали худые руки, похожие на гусиные лапы.

«Как тебя на самом деле-то зовут?» — хотел спросить он Штифта, но не решился.

Глава третья

Альберт Кусков — лишний человек!

Часа через два Кусков сидел на тонконогом табурете-грибе в баре и тянул через пластмассовую соломинку фруктовый сок из высокого стакана. В зеркальной стойке за пёстрыми бутылками отражалась его конопатая физиономия, пустой зал и стулья, перевёрнутые на столики. В сумраке бара их ножки напоминали щупальца диковинных животных, играла тихая музыка, и хотелось думать о чём-нибудь иностранном.

Можно было даже глаза не закрывать, чтобы представить себя где-нибудь в Чикаго или в Рио-де-Жанейро, где полно кольтов и гоночных автомобилей. Сутулясь у стойки, Кусков воображал себя благородным гангстером. Он смотрел все фильмы, где были вот такие усталые, молчаливые — настоящие мужчины. Он и сам мог бы, как они, бросить последний доллар на стойку, сказать «Прощай, малыш!» бармену и тах-тах из пистолета… Или — раз в зубы, р-р-раз ногой!

Кусков даже имя себе новое подобрал, оно больше подходило к той роскошной романтической жизни, о которой он мечтал в баре.

Сначала он потребовал от своих знакомых, чтобы его теперь называли Аликом. Все согласились. Штифт не в счёт, с ним Кусков на эту тему не разговаривал, и во дворе его звали по-прежнему: Лёха. Алёша — это фактически и есть Лёха, а вот Алик — совсем другое дело, это уже Альберт!

Правда, Кусков никому ещё этого не говорил, но к себе иногда уже обращался по-новому: «Не горюй, Альберт! Держись, Альберт!»

Больше всего на свете Кускову хотелось встретиться с таким человеком, как в иностранных боевиках. Сильным, мужественным, с которым можно пойти в огонь и в воду! Алёшка готов был бы ему ботинки чистить и от шальной пули своим телом закрывать…

Но к сожалению, ни разу ещё не видел Алёшка-Альберт человека, что хоть отдалённо напоминал бы благородного гангстера или шерифа. Вокруг были всё какие-то обыкновенные люди вроде Штифта или Ивана Ивановича… Мечта была недоступной!

Да что говорить — всё было недоступно Кускову! Не мог он швырнуть эффектно на стойку последний доллар, потому что никогда настоящий доллар не то что в руках не держал, но и не видел.

Можно было, конечно, кинуть полтинник или двадцать копеек, но и в этом не было нужды. Барменом был Кусков-старший — Алёшкин отец, и мальчишка мог сидеть в баре и тянуть сок сколько угодно. Бесплатно.

Отца Кусков немножко побаивался, уж слишком отец был красив: в «фирме» с ног до головы. Да и потом, отец иногда такое устраивал…

Однажды сделал Алёшке коньячный коктейль и потом неделю рассказывал со смехом приятелям, как «пацану рожу перекосило».

Алёшка никогда не знал, что отец выкинет в следующую минуту. С того самого момента, когда после приезда в город Кусков пришёл к отцу знакомиться, а отец сразу подарил ему десять рублей, сумму умопомрачительную, чувство удивления перед ним не проходило.

Отец, когда десятку дал, долго разговаривал. Алёшка всё запомнил.