У меня по спине пробежали ледяные мурашки. Я тут же вспомнил сегодняшнюю утреннюю сцену на веранде: эту серебряную цепочку, на которой как капли росы молочным матовым сиянием, словно луна в туманной дымке, мерцали эти камни.
Все во мне будто окаменело. Казалось, в кабинете стоит неестественная тишина. Но я заставил себя читать дальше.
Последний абзац состоял из таких торопливых каракулей, что стоило немалого труда разобрать их.
3
Письмо было подписано «Кэтрин Тири», а рядом стояло в скобках: «миссис Ги Кетлер». Ни одно из этих имен ни о чем мне не говорило, но само письмо сказало многое. Я нервно ерзал в кресле. «Остерегайтесь, Джон Брайнерд…»
Мне стало жутко не по себе — как ребенку, оставленному в темной комнате и боящемуся привидений. Женщина, конечно, была не в своем уме, но писать страшные письма она умела. Меня она ввергла в изрядный шок.
История с серебряной цепочкой не выходила у меня из головы. Из-за того письмо и привлекло мой интерес. Все остальное было безумным бредом, но то, что у Лесли есть цепочка с лунными камнями, мне стало известно сегодня утром. Кэтрин Тири, должно быть, каким-то образом, узнала об этом, и из простого факта раздула целую историю. Я только вновь и вновь задавал себе вопрос: зачем? Какую цель она преследовала?
Если эта женщина имела основания опасаться, что муж стремился её убить, почему она не обратилась в полицию? Я не бывал в Мексике, но, вероятно, полиция там такая же, как и повсюду. Ответ лежал на поверхности: ей бы не поверили. Я тоже не поверил ей. У неё не было никаких доказательств своих подозрений кроме того, что исчезли её лунные камни.
В раздумье я ещё раз осмотрел конверт. «Коррео Аэро», авиапочта. Мексиканская почтовая марка, мексиканский штемпель. Неполный адрес. Удивительно, что это письмо вообще меня нашло. Оно пришло во вторник, день спустя после того, как я заболел, и мисс Харкорт едва не переправила его мне домой. Слава Богу, она этого не сделала. Лесли бы вскрыла его, и тогда… Меня пробрал озноб, когда я представил, как бы оно подействовало на нее. Это была жестокая шутка, задуманная и разыгранная злобными, язвительными, больными людьми, и я уже потратил на неё слишком много времени.
Сложив письмо, я положил его в конверт и сунул в карман пиджака. Потом, чтобы переключиться, встал и принялся за чистку оружия в стенном шкафу. Начал с марокканского пистолета Мигеля и прошел весь ряд. Чисто механическое занятие действовало необычайно успокаивающе и, когда я с ним управился, письмо миссис Кетлер лишилось для меня всякого значения. Теперь оно казалось мне пустым и нелепым.
Вымыв руки, я подошел к шкафчику, чтобы выпить рюмку хереса прежде, чем приняться за корректуру статьи. Но вынув пробку из графина, заметил, что он пуст. Другой тяжелый хрустальный графин с серебряной пробкой тоже оказался пустым. Правда, его едва ли когда-нибудь использовали. Странно. Неделю назад я наливал себе рюмку из почти полного графина. Кроме меня, ключ от шкафчика был только у мисс Харкорт. Она заботилась о чистоте графинов и рюмок, доливала херес и пополняла его запас. Я вернулся к своему письменному столу и позвонил.
Мисс Харкорт взглянула на пустые графины и кивнула:
— Да, я знаю, мистер Джон. Мне ещё несколько дней назад бросилось в глаза, что они пусты. Но я не хотела в ваше отсутствие открывать новую бутылку.