Огнедева. Аскольдова невеста

— Это тебе дары мои гостиные, а еще привез я дары свадебные, — продолжал Велем. — Привез я сестру мою, Дивомилу Домагостевну, нареченную твою невесту. Родич и воевода твой Белотур Гудимович ее посватал за тебя, и решил отец мой Домагость Витонежич с родом нашим и ладожской старейшиной, что сватовство твое — честь и радость для нас великая. Готов ли ты к свадьбе — сварено ли пиво, поставлены ли меды?

Против воли в голосе его звучала издевка. Полдня вчера Белотур спорил с ним, уговаривая повести речь именно так. Ведь князь сам говорил, что «его невеста приедет, когда приедет ее род и приданое», — значит, для Аскольда и сама Дивляна приехала именно сейчас, и пора ему об этом узнать! Велем, разгневанный здешними новостями, не собирался плести словеса и склонен был прямо спросить ответа, как смеет Аскольд сын Дира поносить его сестру и весь род ладожских Витонежичей? Как смеет он слово варяжского раба с битой мордой ставить выше слова словенского нарочитого мужа? И что за честь будет ладожанам от этого родства, если их тут не выше варяжского раба ставят?

Белотур еле сумел его унять, по опыту зная, что ни к чему хорошему упреки и негодование не приведут. Аскольд был упрям и страшно не любил, когда на него давили. Чтобы добиться от него желаемого, надо было дать ему возможность выбрать самому — хотя бы для виду.

Что до того, чтобы выдать Дивляну за самого Белотура, то об этом Велем не хотел говорить.

— Ты мужик хороший! — твердил он, душевно обняв воеводу за плечи и держа на коленях уже какой-то по счету ковш пива. — Кабы мне решать — взял бы я тебя в родню не задумавшись и еще богов бы благодарил. Но решает отец и старейшина, и они мне велели сестру выдать за киевского князя.

— Но Белотур ничем не хуже! — чуть ли не со слезами убеждала его Дивляна. — Он воевода, он княжий внук!

— Ты не то что княжий внук, ты мне как брат! — Велем бил Белотура по груди, выражая самые дружеские чувства. — Но тут вот в чем заноза. Если князь ее не возьмет, выйдет, что мы с тобой — обманщики, а она — роба, под всей Игволодовой дружиной побывавшая. Нет уж, пусть он признает, что она — Дивомила Домагостевна, дева честная и рода высокого, Огнедева, достойная княгиней быть хоть в Киеве, хоть в Ирии Светлом! Я его заставлю признать! Я хоть его самого на поле вызову, а честь нашу порочить не дам!

Дивляна изнемогала. Да, чтобы ее честь и честь рода была спасена, Аскольд должен все это признать. Но когда он это признает, не захочет ли он жениться сам? Ведь ему нужна такая невеста, нужны словены ильмерские, за тем Белотура и посылали в такую даль! И теперь Белотур окажется подлецом, если попытается взять за себя невесту, сосватанную для брата!

У нее оставалась некоторая надежда, что Аскольд признает это все, но жениться все же не захочет и уступит невесту брату-воеводе. И уж тогда, имея за спиной всю ладожскую родню, она и с Воротеней как-нибудь управится! Белотур на такой исход не рассчитывал, но ради чести Велема и Дивляны он всей душой желал их оправдания и уговаривал Домагостича потерпеть ради сестры.

— Рад я тебя видеть здесь, Велемысл Домагостич, — отвечал тому князь Аскольд. — Рад был бы и невесте, сестре твоей. Да слухи людей смущают. Будто бы хотел по пути сестрой твоей завладеть кривичский князь Станислав Велебранович, будто бы ты дал ему деву с приданым и даже на божьем суде бился, чтобы доказать, что она и есть твоя сестра, Дивомила Домагостевна. И одолел, боги твою правду показали. Кого же ты мне привез? Говорят, робу, за полгривны купленную?

— Не может песье рыло не лгать. — Велем бросил негодующий взгляд на Грима, которого быстро заприметил среди нескольких варягов. — Этот?

— А ты его сразу признал!

— Еще бы не признать! Я его до смерти не забуду! И он меня — зубы-то, поди, новые не отрастут! А лжет он, как бык воду пьет. Еще пока из Вал-города ехал, всем трепал, будто везет с собой сестру мою Святодару Святоборовну, Хранимирову вдову из Вал-города. А сам ее в глаза не видал — пасынок, Деленя Хранимирович, невредимой в Ладогу доставил воеводшу и дитя. А этот простую девку за нее выдавал, чтобы продать подороже. Теперь опять лжет — он за Красу разного добра взял, если в шеляги пересчитать, не меньше гривны. А говорит — половина.

— Кто полоном торгует, часто знатность рода завышает, это дело известное. Кто собой хорош, тот у них и знатен. Но ты, Велемысл Домагостевич! — Аскольд устремил на него пронзительный взгляд. — Ты не можешь все время правду говорить! Либо у Станислава твоя сестра, либо здесь. Так где? Где ты солгал?

Велем помолчал. Да, никакой наглости не хватит утверждать, что он везде говорил правду. Либо там — либо здесь. Они с Белотуром так ловко запутали след Огнедевы, так хорошо спрятали обман, что теперь сами не могли найти дорогу к правде.