Огнедева. Перст судьбы

– Ну, сейчас они нам не родня… – Она улыбнулась каким-то своим мыслям. – А может, придет время, и будут родня…

Стейн в недоумении посмотрел на нее, потом перевел взгляд на Хрёрека и Хакона. Уж не на эту ли невесту для сына Хрёрек намекал? Конечно, еще вчера утром они не знали о ее существовании, но вполне могли заранее замышлять женитьбу на девушке из семьи какого-нибудь местного хёвдинга – чтобы получше закрепиться в чужом краю. Мысль эта как громом его поразила. А Велемила, видя его потрясенное лицо, только рассмеялась и ушла к печке, где шкварчали на глиняной сковороде блины.

Вопреки печальным обстоятельствам и неприютной обстановке, поминальное пиршество прошло хоть и скромно, но хорошо. Поговорили о Хранимире и его сыновьях, вспомнили Бьёрна Красноречивого и даже отметили, что по сравнению с прочими свеями этот был еще ничего… Хрёрек весьма оживил беседу. Он оказался довольно любопытен и хотел все знать о крае, куда его занесла судьба. Дотошно выспросив все о роде валгородских воевод, он задавал всем множество других вопросов. Откуда течет эта река? Какие еще есть на ней поселения? Многолюдна ли округа? А где живут здешние люди? Чем они богаты? Кто ими управляет и каким образом? Неужели тут нет ни одного конунга? Чем торгуют, какие товары отсюда вывозят и какие ввозят? Говорить о торговых путях ладожане предоставляли Стейну, но он сидел мрачный, расстроенный намеками Велемилы и собственными догадками. Правда, не похоже, чтобы Хрёрек или Хакон уделял девушке внимание: они разговаривали в основном с мужчинами. Но, может, они просто хотят сперва удостовериться, достаточно ли знатен и могуч «Домагест харсир» и поможет ли родство с ним завоевать богатство и власть? Вот Хакон переместился к Витошке, а тот сидел бок о бок с Велемилой, и наследник Хрёрека оказался совсем рядом с девушкой. Они болтали о чем-то втроем, но Стейн почти ничего не разбирал, поскольку сидел довольно далеко, а говорливый Хрёрек помещался между ним и девушкой.

– А кто этот парень в вязаной шапочке? – тем временем шепнул Хакон, наклонившись к Велемиле и глазами показывая на Стейна. – Это, случайно, не сын твоего воспитателя?

– Кого? – удивилась Велемила. – Какой сын? Он сын… я не помню имени его отца, но его дядя по матери – богатый торговый человек, он зимует в Альдейгье.

– А я подумал, что это сын твоего воспитателя и что он в тебя влюблен. Уж больно злыми глазами он смотрит на меня. – Хакон улыбнулся, уверенный, что к нему очень даже стоит ревновать. Ему было всего шестнадцать, но за время многолетних странствий с отцом он столько повидал и столько пережил, что мог считать себя зрелым мужем.

– К тому же, судя по его виду, он недавно с кем-то подрался, – добавил Бирнир, сын воспитателя самого Хакона и вследствие этого его ближайший приятель с детства.

– Я знаю, с кем. – Хакон показал глазами на Деленю, у которого тоже вовсю цвели на лице синяки и ссадины. – Кулаки у обоих ободраны одинаково.

– Да это опасный человек! – Бирнир поежился, и оба залились смехом. – Он, верно, думает, что ты приехал в Альдейгью, чтобы посвататься к дочери хёвдинга.

– Наши невесты дорого стоят! – поддразнила их Велемила, но эта мысль ей понравилась.

Разве она не заслуживает того, чтобы к ней сватался сын конунга? Она не слишком разбиралась в древних северных вождях, всяких там Иварах и Харальдах, но смутно помнила, что иметь среди предков Харальда Боевого Зуба и еще Рагнара Кожаные Штаны – это очень даже неплохо! Вологор много занятного о них рассказывал по зимам.

– Уж я надеюсь, у меня хватит денег! – воскликнул Хакон, и оба они с Бирниром опять покатились со смеху, который Велемиле даже показался обидным. Видя, как она надменно поджала губы и отстранилась, Хакон перестал смеяться, сделал почтительное лицо, подвинулся по скамье вслед за ней и доверительно шепнул: – Я и правда намерен найти себе невесту на Восточном Пути. Я слышал об одной подходящей девушке. Скажу больше: ради встречи с ней мы и приехали. Правда, нам предстоит немало потрудиться… Но пока я не могу сказать тебе больше, – закончил он, многозначительным взглядом ответив на взгляд Велемилы, в котором горело любопытство.