Огнем и мечом

– А пан Володыёвский что и пан Заглоба?

– Живы-здоровы были, когда я уходил…

– Слава тебе Господи! Лучше нет у вашей милости друзей, сударь… Только ксендз наказал помалкивать…

Редзян прикусил язык и на несколько времени погрузился в размышления. Работа мысли явственно отразилась на толстощеком его лице. Наконец он вновь заговорил:

– Ваша милость!..

– Чего тебе?

– А что же станется с пана Подбипятки богатством? Говорят, у него деревень и превсякого добра без счету… Ужель друзьям не отписал хоть какую малость – родных-то, я слыхал, у него нету?

Скшетуский ничего не ответил, и Редзян, смекнув, что вопрос хозяину не по нутру, перевел разговор на другое:

– Слава Богу, что пан Заглоба и пан Володыёвский в добром здравии; я думал, они к татарам попались… Ужасть сколько мы вместе горя хлебнули… Да только ксендз говорить не велел… Эх, сударь вы мой, я уж думал, никогда больше их не увижу: нас орда так прижала, что ни взад, ни вперед…

– Погоди: выходит, ты был с паном Володыёвским и паном Заглобой? Они мне ничего не сказали.

– Так ведь они и сами не знали, погибнул я или жив остался…

– Где ж это вас орда настигла?

– А за Проскуровом, по дороге в Збараж. Мы, сударь мой, далече, за самым Ямполем побывали… Только ксендз Цецишовский рассказывать воспретил строжайше…

На короткое время настало молчание.

– Да вознаградит вас Господь за добрые ваши намерения и старанья, – промолвил Скшетуский, – зачем вы туда ездили, теперь мне понятно. Я и сам прежде вас побывал там… Да напрасно…

– Эх, сударь вы мой, кабы не ксендз этот… Он мне так сказал: я теперь с их королевским величеством в Збараж еду, а ты – это он мне наказывал – присматривай за хозяином, только не говори ни слова, а то еще отдаст Богу душу.

Скшетуский так давно и бесповоротно расстался со всякой надеждой, что и эти слова Редзяна малейшей даже искорки в его сердце не заронили… Несколько времени он лежал недвижно, но потом возобновил расспросы:

– А ты откуда взялся, с каких пор при ксендзе Цецишовском состоишь и при войске?

– Меня пани Витовская, супруга каштеляна сандомирского, из Замостья сюда прислала – оповестить пана каштеляна, что в Топоров к нему прибудут… Отважная женщина, скажу я вам, сударь, беспременно желает при войске находиться, чтобы не разлучаться с паном каштеляном… Ну, я и приехал в Топоров, днем лишь вашей милости раньше. Пани Витовская, того и гляди, здесь будут… Со дня на день ждем… Только вот ведь беда: супруг-то ее с королем уехал!..

– Не пойму, как ты в Замостье мог оказаться, если с паном Володыёвским и паном Заглобой за Ямполь ездил? Почему же в Збараж не пришел с ними вместе?

– А вот почему, сударь: когда нас ордынцы настигать стали, иного способа не было, кроме как им двоим заступить путь чамбулу, я ж ускакал – и прямо в Замостье.

– Счастье, что они не погибли, – сказал Скшетуский. – Но я о тебе лучше думал. Как же совесть тебе позволила их в беде кинуть?

– Эх, сударь, сударь, кабы нас только трое было, я б их ни в жизнь не покинул, у меня и так сердце на куски разрывалось, но ведь мы вчетвером ехали… Они, стало быть, на ордынцев напали, а мне сами приказали… спасать… Знать бы мне, что радость не убьет вашу милость… Мы-то за Ямполем… отыскали… Да вот ксендз…

Скшетуский уставился на слугу и заморгал глазами, будто только что пробудившись ото сна; вдруг, можно сказать, что-то в нем оборвалось: страшно побледнев, он сел на постели и громовым голосом вскрикнул:

– Кто с тобой был?

– Ваша милость! Эй, ваша милость! – закричал слуга, испугавшись перемены в лице рыцаря.

– Кто с тобой был? – кричал Скшетуский и, схвативши Редзяна за плечи, принялся трясти его, сам дрожа точно в лихорадке, однако железной хватки не ослабляя.

– Так уж и быть, скажу! – воскликнул Редзян. – Пусть ксендз делает со мной что хочет: барышня с нами была, а теперь она при пани Витовской.

Скшетуский оцепенел, веки его сомкнулись, и голова тяжело упала на подушки.

– Святый Боже! – еще пуще завопил Редзян. – Того и гляди, дух испустит! Черт побери, что ж я наделал!.. Лучше б помалкивал. Ваша милость, сударь наидражайший, ради бога, скажите словечко… Царица небесная! Правильно заказывал ксендз… Ваша милость! Эй, ваша милость!..

– Ничего! – проговорил наконец Скшетуский. – Где она?

– Слава тебе Господи, ожил… Лучше уж я ничего говорить не стану. При супруге каштеляна сандомирского она… Вскорости здесь будут… Слава Богу!.. Только б ваша милость не помер… Вот-вот приедут… Мы в Замостье пробрались. Тамошний ксендз барышню к пани Витовской пристроил… Так оно пристойней… Да и в войске безобразников немало… Богун-то ее уважил, а и здесь всяко могло случиться… Страх я намыкался, пока не догадался солдатам говорить: «Это родственница князя Иеремии!..» – тут уж они отступались… Да и в дороге я немало поиздержался…

Скшетуский лежал не шевелясь, но глаза его были открыты, обращены к потолку, и лицо имело серьезное выраженье – видно, он молился. Закончив же молитву, вскочил, сел на кровати и приказал:

– Неси платье и вели седлать лошадей!

– Куда ж это ваша милость ехать собрался?

– Платье давай быстрее!