Огнем и мечом (пер. Вукол Лавров)

Путь их лежал на Ковраец, Чернобай и Крапивну. Весь край был объят волнением. Народ повсюду вооружался, кузницы работали с утра до ночи, и только страшное имя князя Еремии сдерживало народные страсти.

А за Днепром восстание разгорелось с великой силою. Весть о корсунской победе пролетела повсюду; привычный уклад жизни рушился, все пришло в движение.

Глава V

Казаки нашли Богуна полузадохшимся под жупаном, которым закутал его пан Заглоба. Но так как раны атамана не были серьезными, то он скоро пришел в себя, вспомнил все и впал в неистовство. Он рычал, как дикий зверь, рвал на себе волосы и грозил всем ножом. Наконец, приказал привязать носилки между двумя лошадьми, забрался туда и, как сумасшедший, помчался в сторону Лубен. Обливаясь собственной кровью, он мчался степью, как нечистый дух, а за ним следовали верные казаки, которые не сомневались, что идут на верную смерть. Так доехали до Василевки, где стоял княжеский гарнизон из сотни человек пехоты. Дикий атаман, словно демон, алчущий смерти, без колебания ударил по гарнизону, сам первый кинулся в огонь и после краткой битвы вырезал всех поголовно, за исключением нескольких солдат, которых оставил для того, чтобы под пытками вырвать у них признание. Удостоверившись, что здесь не проезжало ни одного шляхтича в компании с девушкой, он растерялся, не зная, что делать далее, и начал гневно срывать свои повязки. Дальше идти было бы чистым безумием — там стояли княжеские полки. Верные казаки подхватили ослабевшего от горя атамана и привезли назад в Розлоги. Там от всех построек и следа не осталось. Крестьяне все разграбили, а потом сожгли дом вместе с князем Василием, в расчете, что дело их рук будет приписано Богуну. Они сожгли все надворные постройки, вырубили вишневый сад, перебили прислугу. Народ без милосердия мстил за угнетение, которое он претерпевал от Курцевичей. Сразу же за Розлогами в руки Богуна попался Плесневский, который, под угрозами быть сожженным живьем рассказал обо всем, что видел, — о победах Хмельницкого, о взятии Чигирина и о встрече с паном Заглобою. Обрадованный атаман вздохнул свободней. Он приказал повесить Плесневского и поспешил далее, в полной уверенности, что теперь Заглоба не минует его рук. Какие-то чабаны подкрепили его сведения новыми, но после брода все следы как в воду канули. На нищего, ограбленного паном Заглобой, атаман не мог наткнуться: перепуганный старик, как дикий зверь, прятался в очеретах.

Таким образом прошли сутки, а так как погоня в сторону Василевки заняла два дня, Заглоба имел огромное преимущество. Что теперь делать? В самую трудную минуту Богуну на помощь подоспел есаул, старый степной волк, с молодости привыкший отыскивать татар в Диких Полях.

— Батька, — сказал он, — они бежали в Чигирин, и умно делали, потому что много выиграли времени, но когда узнали от Плесневского о Хмеле и Желтых Водах, изменили намерения. Ты сам видел, что они съехали с дороги в сторону.

— В степь?

— В степи я бы их сразу нашел, но они пошли по Днепру, чтобы попасть в гетманский лагерь. А может, они пошли на Черкассы или Золотоношу и Прохоровку… А если и к Переяславлю пошли, хотя и не думаю, мы и там их найдем. Нам нужно было бы одному ехать на Черкассы, другому на Золотоношу, и поскорее, потому что, как только они через Днепр переправятся, то и встретятся с гетманами, или их татары Хмельницкого поймают.

— Так ступай ты в Золотоношу, а я в Черкассы пойду.

— Хорошо.

— Держи ухо востро: лях — хитрая лисица.

— О, и у меня свой ум есть!

Согласно выработанному плану погони отряд разделился на две части. Вечером того же дня старый есаул Антон приехал в Демьяновку.

Деревня стояла пустою, остались только одни бабы, так как все мужское население бежало к Хмельницкому. При виде вооруженных людей бабы попрятались в амбары и овины. Антон долго должен был искать, пока нашел старуху, которая уже не боялась ничего, даже татар.

— Где мужики, старушка? — спросил Антон.

— А я почем знаю! — ответила старуха, показывая желтые зубы.

— Мы казаки, старушка, не бойся, мы не от ляхов.

— Ляхов? Чтобы они пропали!

— Вы ведь на нашей стороне, правда?

— На вашей? — старуха остановилась на минуту. — А вас чтобы черти побрали!

Антон не знал, что ему делать, как вдруг двери одной хаты скрипнули, и молодая, красивая женщина вышла на двор.

— Эй, молодцы! Я слышала, что вы не ляхи.

— Нет, не ляхи.

— Так вы, значит, от Хмеля?

— От Хмеля.

— А зачем вы о мужиках расспрашивали?

— Так расспрашивали, пошли ли они уже?

— Пошли, пошли!

— Слава Богу!

— А скажи-ка, молодица, не проходил ли тут один шляхтич, старый, с дочкой?

— Шляхтич? Лях? Не видала что-то.

— Никого здесь не было?

— Был дед. Он подбивал наших, чтобы они к Хмелю в Золотоношу шли, а сюда, говорит, князь Ерема придет.

— Куда?

— Да сюда. А потом, говорит, и в Золотоношу пойдет.

— И он подбивал мужиков бунтовать?

— Подбивал.

— Он один был?

— Нет. С ним был немой.

— А каков он из себя, старик-то?

— Ой, старый, старенький, все на гуслях играл и на панов плакался. Да я сама-то его не видела.

— И мужиков к бунту подбивал? — еще раз спросил Антон.