Огнем и мечом. Россия между «польским орлом» и «шведским львом». 1512-1634 гг.

Если казаки хотели от правительства кормов и денежного жалованья, то дворян в первую очередь интересовал поместный вопрос. Смута невероятно запутала земельные отношения. Воюющие между собой правительства щедро награждали отличившихся ратников вотчинами и поместьями. К моменту освобождения Москвы многие земельные участки имели по два-три номинальных хозяина. Решить проблему был призван составленный в конце 1612 — начале 1613 года Земельный список. В нем содержались сведения о чинах и землевладениях членов Думы, стольников и московских дворян. При составлении списка земские власти полностью аннулировали все титулы и пожалования, полученные от Сигизмунда III. Потери, понесенные прислужниками короля, ничем не компенсировались.

Одновременно с этим были пересмотрены так называемые «незаконные дачи» — земельные пожалования самозванцев. В Первом ополчении служило много бывших тушинцев, получивших от «Дмитрия» грамоты на обширные территории. Лишь единицам из них удалось сохранить часть этих владений. И только глава «воровской Думы» Дмитрий Трубецкой не лишился полученных от самозванца поместий и вотчин. Более того, за «московское взятие» боярин получил от земского правительства в наследственное владение Важскую землю. Бывшие товарищи по тушинскому лагерю восприняли это пожалование как плату за предательство их интересов.

Дарственная грамота на Вагу была составлена как соборный приговор. Документ символизировал собой то высокое положение верховного правителя России, которое номинально занял Трубецкого сразу после освобождения Москвы. В свитке были слова о том, что бояре собрались вокруг Трубецкого и «за разум и премудрость, и за дородство, и за храбрость, и за правду и за ревнительность по святых Божиих церквей… по великородству его в Московском государстве правителем избрали»^{142}. Духовенство и земские воеводы торжественно вручили Трубецкому эту грамоту в Успенском соборе подле главных московских святынь.

Украшенный золотыми прописями свиток символизировал то самое влияние, большую часть которого боярин утратил при его получении, лишившись поддержки «тушинских дворян». Грамота о даровании Ваги многозначительно начиналась словами о том, что прежде этой землей владел царь Борис… Трубецкой ошибочно принял цветастый оборот речи за всеобщую готовность признать его право на трон. Недалекий князь заблуждался. Символическое вручение ему всей полноты власти коллеги по триумвирату, не стесняясь, использовали против Трубецкого. Отныне каждый неполученный со склада мешок муки и каждый невыплаченный из казны рубль казаки заносили на персональный счет главы правительства. И его влияние в таборах начало стремительно падать.

В свое время Трубецкой обещал озолотить соратников за «московское взятие». Многие казаки начинали службу в Тушине и были наслышаны о миллионах, доставшихся иностранным наемникам. Им же самим казна заплатила лишь по восемь рублей на человека, да и то не всем. Жалованье было выдано только «старым» казакам. Остальным правительство разрешило «построиться в Москве и других городах, не платя два года налогов и долгов»^{143}. Полученные деньги и льготы не соответствовали ожиданиям таборов. Казаки невольно сравнивали эти жалкие крохи с тем жирным куском, который Трубецкой взял для себя. «Войско», полтора года воевавшее с правительством Мстиславского, все больше проникалось мыслью: их предводитель оказался на поверку тем же «злым боярином», что и все прочие… Да еще и лгуном в придачу.

Это имело большое значение, поскольку за время Смуты казачество стало основным военным классом России. Шведские и польские агенты в своих донесениях оценивали общую численность земской рати в 17—20 тысяч человек, две трети из которых составляли казаки. Еще более важным стало то обстоятельство, что по своему социальному статусу, образу жизни и мировосприятию казаки были ближе, чем все прочие ратники, к посадским жителям. То есть к той самой «черни», которая составляла большинство столичного населения. В условиях, когда упали авторитет и влияние Боярской думы, а большинство дворян разъехалось на зиму по поместьям, мнению казачьих таборов и московских посадов суждено было оказать решающее влияние на царские выборы.

Первое заседание Земского собора было запланировано на 6 декабря 1612 года, но к этому времени собрались лишь немногие его представители. Сказывались плохие дороги и дальние расстояния. Из-за этого открытие Собора пришлось отложить на месяц, но агитация за кандидатов началась намного раньше. Попавший в плен к полякам в ноябре 1612 года дворянин Философов рассказывал королевским чиновникам, что казаки в Москве на трон «примеривают Филаретова сына и воровского калужского», в то время как бояре «говорят, чтобы обратить на господарство чужеземца»^{144}.