Огнем и водой

Сима ей верила, но заниматься спиритизмом не собиралась. Ей нужно было другое, совсем другое. Оставалось ощущение, что Володя где-то есть, в каком-то другом слое реальности. Как тот перстень, который она видела, а остальные нет. Правда, Саня, Саня тоже его видела, хотя и называет себя материалисткой. Какой тут материализм, к черту?! Чертовщина какая-то, наваждение! Если бы не Саня, она решила бы, что у нее галлюцинации – опухоль мозга или еще бог знает какая ужасная болезнь.

Сима, словно заколдованная, приходила в парк снова и снова. Один раз кольца не оказалось, словно кто-то позаимствовал его на время. Потом оно снова появилось, когда Сима уже решила, что никогда больше его не увидит.

– Что же ты такое?! – спрашивала она кольцо.

Кольцо, разумеется, молчало. Каким бы ни было оно чудесным, но даром речи явно не обладало. Какой, интересно, должен быть голос у такой маленькой вещички?! Наверное, писклявый, как у колобка. «Я здесь, Сима! Тебе не померещилось!»

Камень сверкал в лучах солнца. Металл нисколько не потускнел, хотя столько времени перстень должен был провести на открытом воздухе.

Свободное от занятий время Иванцова проводила в библиотеке, пытаясь найти хоть что-нибудь, что могло подсказать ей ответ. Она знала теперь наизусть имя скульптора – Бенвенуто Альдоджи, но биографические сведения о нем были крайне скудны, да и могла ли жизнь итальянского мастера восемнадцатого века пролить свет на секрет перстня?

Там, в библиотеке, время от времени она видела пожилую печальную женщину с каким-то просветленным лицом, похожим на лица, которые Сима видела на картинах эпохи Ренессанса. Лица святых мучениц. Симу Иванцову поневоле заинтересовала эта женщина. За ее глазами таилась боль, она это почувствовала с такой странной, невероятной ясностью, что хотелось подойти к ней и обнять. «И я стану такой же», – подумала однажды Сима и испугалась собственных мыслей.

Как-то раз они стояли близко-близко возле одной из книжных полок.

– Флора Алексеевна, – позвал кто-то, и женщина медленно повернулась, словно вырванная из какого-то волшебного сна.

Флора? Странное имя. Странная женщина.

– Вы верите в Спасителя? – в переходе метро уже на обратном пути их задержали молодые люди, раздававшие самопальные листовки. – Вы думаете о тех, кого любите? Что с ними будет, когда они предстанут перед лицом Всевышнего?

Серафима остановилась, и тут же молодой человек с одухотворенным лицом протянул ей листовку, которую она машинально взяла.

– Что вы думаете о Библии? – спросил он, заглядывая ей в глаза.

– Ничего не думаем! Мы очень глупые! – ответила за подругу Саня и, взяв ее решительно под локоть, потащила дальше. – Пошли, опоздаем! Все вкусное съедят!

По дороге она выбросила листовку в первую попавшуюся урну.

– Фи! – рассматривала свою ладонь. – Перепачкалась!

Вытащила из сумочки платок и, послюнявив, стала стирать с пальцев типографскую краску.

– Религия – опиум для народа! – сказал серьезно Губкин, выслушав рассказ Саши, как они вдвоем долго бились с сектантами, пытавшимися распылить газ в метро. – А секты нужно запретить под страхом смертной казни!

Сима оглядывалась с тоской. Собралось не так уж много народа – вполне можно было и отказаться. Она была бы не одна такая.

– Что это у тебя за коврик на стене висит, азиатчина? – спрашивала Саня у хозяина квартиры. – Да еще с какимито кисками!

– Да ладно, ладно… – говорил голосом киношного оболтуса из детской классики Павел. – У самих такие же небось!

И было заметно, что ему это замечание из уст самой Саши весьма неприятно.

– Родаки дизайном помещений занимались! – объяснил он. – У меня времени нет!

– Да я уж поняла! – сказала Саня. – А этот изъеденный молью и временем гобелен не обрушится на наши головы?

– Непременно обрушится! – пообещал Губкин. – И ты, наконец, тогда замолчишь!

– И не надейтесь! – сказала Саня. – Что у нас в программе?

– Для дам ликер! – сказал Павел.

Саня скривилась.

– А что вам персонально желается, моя прекрасная леди?

Раевский, добровольно взяв на себя роль рыцаря при Саше, отрабатывал эту роль на все сто. При этом ни о каких серьезных притязаниях речи пока не шло.

– Сухого шабли! – сказала она.

– На виноградниках Шабли два пажа… – начал Скворцов и получил подушкой по голове.

– Никаких пошлостей! – потребовала Света.

– Думаю, коньяк вполне заменит шабли! А ты, Сима? – Павел повернулся к Иванцовой, задумчиво рассматривавшей книги за стеклом. Книжный шкаф был почему-то заперт – в этом она убедилась, когда попыталась его открыть. – Нет, я серьезно – какие напитки вы предпочитаете, госпожа Иванцова?

– Непендес, – сказал Сима, оборачиваясь к нему. – Знаешь, что такое непендес? Напиток забвения. Пьешь и все забываешь!

– Непендеса не было, – Павел развел руками. – Не завезли, понимаешь!

– Где ты это вообще брал? – поинтересовалась Саня, с критическим видом рассматривая бутылки.

– Да есть один магазинчик – проверенное место. Жидкостями для чистки раковин там не торгуют, так что не бойтесь, мадам, – мы стоим на страже вашего желудка!