Огнем и водой

А во-вторых, книги только усугубили его тревогу. Продравшись через лес специальных терминов (гемодинамика, легочная гипертензия, артериальная гипоксемия…), Вадим прочитал, что хирургическое вмешательство не всегда бывает эффективным… К счастью, дальше шло пояснение, что это касается особенно запущенных случаев. И все равно, оставалось беспокойство. Значит, операция – еще не все! Сколько же пройдет времени, прежде чем станет ясно окончательно, что угроза миновала?

Надо молиться, нужно сжать кулаки и верить в лучшее. Вадим наглотался седуксена, чувствуя, что иначе просто сойдет с ума. Это помогло, он прикорнул на диване. В мыслях был полный разброд. К беспокойству из-за дочери примешались проклятые подвалы; казалось теперь, что они как-то связаны – Верочка и подвалы. А как – не понять! «Может быть, Козин знает», – подумал он сонно. И почувствовал сквозь тяжелую дрему, как Гертруда Яковлевна укрывает его пледом.

– Наташа, – пробормотал он.

Он спал и не видел, как на лице матери появилась довольная улыбка.

Наташа позвонила сразу после операции.

Сказала, что все хорошо. Вера еще не проснулась. Вадим радовался ровно одну минуту. Потом он снова начал волноваться – когда она проснется?! А вдруг что-нибудь не так! Боялся сглазить. Отходить от наркоза Верочка будет долго. Вадим знал это, но все равно просидел на кухне, не смыкая глаз, пока за окнами не забрезжило утро. Сколько там времени в Германии, интересно?

В пепельнице росла груда окурков. Отец присоединился к нему после полуночи, пришел в пижаме и сел рядом на диванчике. Так и сидели. Курили. Гертруда Яковлевна не осмелилась возражать. Напомнила мужчинам, что утро вечера мудренее и ушла спать.

– Железная леди! – подмигнул отец Вадиму.

Тот улыбнулся. Сидели и курили. Ждали.

Вадим хорошо представлял себе Верочкино пробуждение. Вот она открывает глаза. Рядом ее мама. И крыса в костюмчике. С удивлением отметил про себя, что никакой ревности к Наташе не испытывает. Главное, что дочка – их дочка будет снова здорова. А все остальное – неважно.

Поздно вечером позвонил Костя Сагиров. Вадим понял: что-то произошло. Что-то очень плохое. Костя долго вздыхал, манера Сагирова подготавливать таким образом к неприятным сообщениям всегда раздражала Домового. Кроме того, он понял уже по первым словам, что Костя мертвецки пьян. Вусмерть, как тот сам любил выражаться.

– Да что же там случилось?! – не выдержал Домовой. – Что ты вздыхаешь, скажи по-человечески!

Сагиров еще раз вздохнул и сказал, что Сереги Красина больше нет в живых. Вадим замолчал, пытаясь переварить новость.

– Как это произошло?! – спросил он, наконец.

– Застрелили на стрелке! – ответил Сагиров.

– На стрелке Васильевского?

– Нет, – сказал Костя.

«Стрелка», как узнал неподкованный Вадим, означала встречу серьезных людей. Настолько серьезных, что свои серьезные дела они решали с помощью оружия. Красин, как оказалось, давно уже из вышибал переквалифицировался в телохранители. Шеф Красина был крутой. Ему, кстати, на этой самой стрелке здорово повезло. А вот Сереге – нет. Серега умер, не приходя в сознание, в больнице. Пуля попала в сердце… В сердце. Было что-то жуткое в этом совпадении, хотя Сагиров не обратил на него совершенно никакого внимания. А вот Вадиму показалось почему-то, что Красин таким образом заплатил за исцеление его дочери. «Нет, это бред какой-то, – сказал он себе. – Что за нелепый мистицизм…» А Сагиров продолжал что-то бормотать про Кису, бедную Кису, которой он вынужден был сообщить все сам, потому что ее не было в городе, она куда-то ездила по делам. И как Киса плакала… Похоже, что и Сагиров сам плачет. Вадим сжал зубы. Что же это такое творится? Пытался вспомнить, когда последний раз видел Серегу Красина. Тот был всегда полон жизни и словно посмеивался над самим собой. А теперь его больше нет. Не верилось… Позвонить надо кому-нибудь! А кому?! Все и так уже в курсе. Это он узнает обо всем последним. Помолчал, потом попросил передать соболезнования Кисе.

– Хорошо, но лучше сам ей все скажешь!

Да, верно, подумал Домовой. Должны же быть поминки. Нужно пойти. Бедная, бедная Киса.

Поминки по Красину были нешумными. Иволгин пришел попозже и решил, что не задержится надолго, посидит, выпьет и пойдет. Тем более что люди, вероятно, все будут незнакомые. Но остался до конца вечера. Контингент, вопреки ожиданиям, был свой, за исключением двух неизвестных ему субъектов, которые побыли немного – выпили за упокой души и удалились. Как пояснила Киса, это были коллеги Красина.

– Интересно, что они делали, когда Серегу убили? – спросил Сагиров у Вадима. – Друг за другом прятались?

Иволгин помотал головой – произошедшее в голове не укладывалось. Больше о гибели Сереги ничего не говорили. Нечего было говорить. Вспоминали хорошее.

Киса выглядела измученной, улыбалась устало, говорила мало. На стене в гостиной висела фотография Сереги в траурной рамке – он улыбался и обнимал Кису. У него было лицо человека, уверенного в своем будущем.