Огненная Энна

Сайлеф приходил к Энне, когда дурман начинал понемногу отпускать ее разум, и оставался с ней до приема новой порции. Для Энны эти часы были самыми замечательными и в то же время самыми изнурительными в жизни. Когда она впервые попыталась вобрать в себя тепло, то чуть не закричала. А потом она отчаянно сопротивлялась, чтобы не зажечь огонь и не выдать слишком многого, и от этого ее бросало в пот и дрожь. Никогда прежде ее дар не приносил Энне столько радости и не заставлял так сильно бороться за власть над собой.

– Расскажи мне, как это действует, – попросил Сайлеф.

– Видишь ли, вот здесь, – она положила ладонь себе на грудь, – есть некое местечко, которое я наполняю теплом. И просто из-за того, что я впускаю его внутрь, тепло изменяется, а потом я направляю его на что-нибудь горючее, и оно превращается в огонь.

– А откуда ты берешь тепло?

– Я не знаю. Оно вокруг. Я больше ничего не помню.

Но Энна помнила. Тепло испускали живые существа. Однако она не должна была говорить об этом. Энна старалась даже не думать о подоле своей юбки, который небольшой тяжестью касался ее лодыжек.

И как того хотела Энна, Сайлеф, надеясь узнать больше, оттягивал момент приема новой порции дурмана. Они обычно просто сидели рядом в полутьме. Сквозь ткань крыши шатра сочился слабый лунный свет, он падал на поверхность воды с «королевским языком». Вода подрагивала в чашке, как некая угроза.

Сайлеф то и дело брал в руки какой-нибудь прут или пучок соломы и просил:

– Сосредоточься!

Энна так и делала. И чем дальше, тем сильнее ощущала Сайлефа. Тепло его тела плыло вокруг, касалось кожи Энны, поднималось по лунным лучам и рассеивалось в ночном небе. Близость этого тепла опьяняла. Энна могла закрыть глаза и чувствовать его, играть, подтягивая поближе, воображая, как втягивает его внутрь, в ту мертвую пустоту в груди, преобразует в пламя… Ей приходилось сопротивляться этому желанию, и иной раз она просто лишалась сил. Что-то в Сайлефе заставляло Энну думать, что он из тех, кто может овладеть огнем, и, возможно, он достаточно даровит, чтобы обойтись без чтения пергамента.

– Мне очень жаль, – говорила Энна, и Сайлеф кивал с тяжким вздохом и протягивал ей чашку с дурманом.

Он всегда следил за тем, чтобы Энна выпила отраву, и продолжал сидеть рядом, пока «королевский язык» не начинал действовать. «Я даже рвоту вызывать не могу, – думала Энна. – Или ему просто нравится находиться рядом?» Сайлеф не уходил, пока Энна не засыпала, и его запах и ощущение его рук на волосах заставляли Энну расслабляться и даже делали чуть более терпимым действие «королевского языка».

В эти последние моменты, когда ее руки и ноги начинали превращаться в свинцовые грузила, Энна думала о побеге. Возможно, однажды ночью что-то случится и Сайлеф не придет, например его вызовет Тиедан или произойдет какое-то несчастье… И тогда Энна будет готова действовать.