Огненная избранница Альфы (СИ)

По спине Фицы прошёл холодок, несмотря на соболью шубу, которую она так с себя и не сняла. Впервые она подумала, что поставленная задача может оказаться ей не по силам, а возвращение — омрачённым ожиданием непременного наказания, потерей герцогского доверия, а может, и места, ставшего домом.

— Не стоит так волноваться, — сказала аббатиса, будто услышала каждую её горькую мысль. — Боги мудры и не дают испытаний не по силам. Побеседуем пока по душам.

Глава 5. Фица. Переговоры

Фицу усадили в мягкое кресло, угостили чаем с мёдом и сладкими ватрушками, расспросили о тяготах поездки, домашних и столичных новостях.

Всеблагая Брындуша заняла место напротив, допрос, названный разговором по душам, вела плавно, неторопливо. С её юного лица не сходила добрая улыбка, глаза светились любопытством и вниманием к собеседнице. Аббатиса, стегнув кнутом для острастки, протянула пряник и недвусмысленно требовала от него откусить.

Фица не спорила, пила чай, да и выпечка оказалась диво как хороша — лучше герцогской, мягче. Комплименты оставшейся безымянной сестре, потрудившейся на кухне ради их вкусного чаепития, Фица не поленилась повторить трижды.

«Ах как вкусно!» — говорила она про себя, откусывая кусочек за кусочком, и смотрела аббатисе в глаза, повторяя то же самое вслух:

— Ах как вкусно! И это простой хлеб без молока и яиц, какие ваши сёстры кудесницы!

Кому расскажи — Всеблагая Брындуша отнеслась к посланнице герцога со всем радушием, принимала у себя, будто не имела иных дел, кроме как встречать незваных гостей за несколько дней до Рождества Христова.

Фица всё пила чай, улыбалась, кивала, рассказывала всё, что просили, и терпеливо ждала, когда трехсотлетней деве-ведунье, носящей титул великой княгини, надоест играть в равную низкородной любовнице герцога, и она закончит допрос. Ни одной лишней мысли Фица не допускала, так что если читали её, будто книгу, то не нашли бы в её голове иных слов, кроме тех, которые слетали с её языка.

Науку помалкивать Фица давным-давно изучила в совершенстве, как и не лгать, глядя в глаза. Секрет её искренности заключался в том, чтобы всегда говорить то, что на сердце. А на сердце класть то, что потом собираешься говорить.

«Ах как вкусно, мило, сердечно! — повторяла она про себя. — Правда ведь, Всеблагая сестра?»

— Давно я не встречала таких цельных натур за стенами монастыря, — похвалила её Брындуша и дала знак, что хочет уже наконец увидеть письмо, которое и привело собеседницу в эти покои, усадило за стол.

Фица с поклоном отдала письмо герцога лично в руки той, которой оно предназначалось.

— Вы знаете, что в нём, дорогая София? — спросила Брындуша, разглядывая конверт и печать и не спеша вскрыть послание.

— Да, конечно. Герцог прочитал его мне, чтобы если случится письмо потерять, то я бы смогла повторить его слово в слово. Кроме того, он передал мне часть послания на словах, не доверяя свои и чужие тайны даже бумаге.

Брындуша открыла письмо и, расхохотавшись, будто девчонка, прочитала вслух то, что Фице, да и любому, даже самому забывчивому человеку, не составило бы труда повторить:

— Верь всему, что скажет тебе Фица Быстрицкая… А вы необычная женщина, София, раз заслужили доверие Григораша Сташевского.

— Я его женщина, — призналась Фица, ни капли не сомневаясь, что аббатиса с её талантами читать души людей всё про неё давно поняла.

И правда, Брындуша её словам не удивилась.

— Что вы для него человек особый, я поняла, как только вас увидела. Вы преданы ему, это и странно. То, как он обычно обращается с женщинами, до сих пор превращало всех их в его врагов. Вы — исключение.

«Возможно, те женщины были настолько знатны, сильны, родовиты, богаты, что могли позволить себе иметь герцога Сташевского во врагах».

Глаза Брындуши лукаво сверкнули, будто она услышала то, что Фица подумала, но о чём вслух говорить не собиралась.

— Так что он просил мне передать на словах? — спросила аббатиса, отложив раскрытое письмо на заставленный чашками и вазочками с угощениями столик.

Она откинулась на спинку кресла, удобно расположила белые ухоженные руки на мягких подлокотниках, обшитых тканью в мелкий цветочек, и приготовилась слушать. Её нежная улыбка и добрый взгляд никак не позволили бы заподозрить под столь ангельской внешностью того дьявола, о котором Фице рассказывал герцог, требуя быть очень и очень внимательной и осторожной к мыслям, чувствам, словам.

Фица повторила слово в слово то, что поручил ей сказать Григораш:

— Агнешке следует немедленно вернуться в отчий дом. На Рождественском балу в королевском замке она будет представлена достойному претенденту на её руку и, в случае его согласия, немедленно обручена и сразу же выдана замуж.

— Об этом я уже знаю, он мне писал, — сказала аббатиса, — и получил соответствующий ответ: отъезд Агнешки из монастыря не угоден богам.