– Мне кажется, в нем она будет выглядеть несколько старой, а может быть, даже обрюзгшей, – возразил Ренар.
– Я… я склонна согласиться, сэр Ренар.
– Она так хочет, – твердо произнес Уолдегрейв. – Она – наша первая королева за четыреста лет и получит все, что хочет!
Хоть до Марии и были королевы, но фактически сэр Эдуард был прав. Они достигали своего положения только благодаря браку. А Мария пока не замужем, хотя изо всех сил пыталась это исправить. Она была королевой по собственному праву, следующей в очереди на престол после смерти брата. Людям по двадцать раз на дню напоминали, что она – настоящая первая королева по праву рождения. Мария и сама не упускала возможности ввернуть это во всех разговорах, а ее придворные дамы непрестанно высказывались по данному поводу. Слуги тоже часто повторяли это, словно ждали чаевых, грош-другой, делая так в пределах слышимости королевы.
– Будет ли оно готово к примерке? – спросил Уолдегрейв.
– Да, сэр, я уже делаю последние стежки.
– Превосходно, моя девочка. Превосходно!
Роуз почувствовала, как ее плечи опустились.
Что такое с этими мужчинами из шестнадцатого и двадцать первого веков?
Эдуард Уолдегрейв продолжил:
– Она мгновенно переоденется в синее бархатное платье, на которое сверху накинет малиновую мантию парламента. Вон тот наряд, слева. – Он указал на бордовую накидку, отделанную горностаем и кисточками из золотого шелка.
Роуз смутно вспомнила, что именно ей поручили пришивать новые кисточки, и попыталась подсчитать, как долго ее не было при дворе. Последний раз она видела королеву в июле, точнее, 7 июля, на следующий день после смерти короля Эдуарда и того, как Мария заставила ее поклясться в верности. Но время в этом расколотом мире Роуз шло странно. Месяц в Англии шестнадцатого века мог равняться всего пяти-десяти минутам в ее родном веке. Люди старого мира, похоже, не скучали по ней и даже не замечали ее ухода. Как будто в ее отсутствие прислуживал призрак. Часто, когда она возвращалась, у нее оставалось что-то вроде воспоминаний, как полузабытые сны. Она знала то, над чем работала или чем занималась, пока отсутствовала в этом времени. Такие же ощущения просачивались в нее сейчас.
Роуз вспомнила, что отношения между Марией и ее сводной сестрой Елизаветой стали ухудшаться. Мария заподозрила, что сестра не ходит на мессу. Протестантские службы были теперь запрещены. Ярые католики порицали Библию, так как считали многие переводы антикатолическими. Ходили слухи, что Мария посылала шпионов наушничать на любых своих придворных, от слуг до послов, которые владели Библией или подозревались в ее чтении. Кондитер на кухне, ответственный за всю сахарную глазурь на тортах, был арестован за то, что его поймали с Библией. Она еще вспомнила, что у нее появилась новая соседка по комнате, так как ее лучшая подруга Фрэнни вернулась в Хэтфилд с принцессой Елизаветой. Теперь они жили в одной комнате с Сарой, которую королева тоже назначила служить в гардеробе.
Послышались быстрые шаги, приближавшиеся к швейному цеху. Дверь раскрылась.
– Ее величество королева направляется сюда, – объявил лакей.
Роуз и три помощницы швеи вскочили со стульев, вышли из-за швейного стола и опустились на колени. От сэра Эдуарда и испанского посла благодаря их высокому положению при дворе полагалось лишь глубоко поклониться, подойти к королеве и поцеловать ей руку. Роуз поблагодарила свои счастливые звезды за то, что ей целовать руку необязательно. Она могла не удержаться и укусить.
– Ваше величество, все почти готово, – сказал Уолдегрейв.
– Почти?
– Роуз Эшли, главная швея, заканчивает последние стежки на платье цвета слоновой кости, которое нужно надеть на пиршество.
– Хорошо, – сухо сказала королева. – Можете подняться.