Огненная кровь

Я долго думала, какую избрать тактику внедрения в собственное королевское окружение. Хотелось роскошную. Но, увы, не на что. Карету можно и потом переплавить в огне, если все пойдет удачно.

— Сейчас король толкнет речь, войдет в храм, и можно будет выбираться, — ответила я многоликому магу.

Полдня все это дело займет, фантому надо лишь изображать живого: дышать и моргать. Остальные будут еще во время молебна окунать пальцы в сосуд со священной водой — образ мировых вод, в которых отразился лик Безымянного. Последнее с меня не требуют после того, как я, дотронувшись до чаши, совершила чудо: мгновенно испарила всю воду. «Осталась чистейшая святость», — мигом выкрутился тогда кардинал.

Регламент торжеств расписан поминутно. После молебна кардинал прочтет проповедь, это еще час. Затем — еще одно мое воззвание народу, прием подношений правящему дому и торжественный обед. А там — только челюстями шевелить, поднимать кубок и кивать. Этикет Первого дня настолько жесткий, что все жесты и реплики известны заранее. До ночи король и придворные будут, как куклы, исполнять ритуальные церемонии. Можно не беспокоиться и присматривать краем глаза.

Я почувствовала, что королевская карета остановилась. Лэйр мигом встрепенулся, камергер поднес зеркало, герцог Холле поправил на короле сбившийся берет с малой короной (большая по традиции надевалась только в тронном зале, но она была мне так велика, что я удостоила ее вниманием только в день коронации), и Лэйр явил царственный лик народу. Ради этого момента я, собственно, и мучилась в тесноте и духоте своего экипажа.

Я сосредоточилась. Вгляделась в мир через зрачки фантома.

Тысячи лиц были обращены ко мне. Не все восторженные, как ни печально: Роберта любили куда больше, чем угрюмого наследника. Да и ничем еще не проявил себя Лэйрин фьерр Ориэдра, кроме повышения налогов.

Король под звуки горнов, бурные крики и здравицы поднялся на возвышение перед храмом, выстроенное специально для этого случая и усыпанное цветами. Помянул добрым словом почившего предшественника, восславил Чудо Священного Пламени и прочая, и прочая. Наконец — момент священнодействия, заранее повергавший меня в трепет.

Лэйр на миг замолчал. Внимавший народ подался вперед, затаил дыхание. В руках людей — незажженные свечи, кое у кого даже факелы. Все ждут, а у меня тут… ох, ты ж, демон! И почему мне так не везет?

Когда толпа колыхнулась, экипаж справа продвинулся вперед, а на его место втиснулся другой, куда шире габаритами. Мою карету тряхнуло. Но я снова сосредоточилась. Лэйр распростер руки… И… ничего! Что происходит?!

В толпе начался шум. Тут Эльдер снова пролез с другой стороны, ткнул в меня свечой, зашептал:

— Фитили отсырели!

Карету снова тряхнуло. Занавеска отошла, и я увидела, как и без того раздраженный ласх-конь укусил чужую лошадь, чтоб не лезла. Та вздыбилась. А из кареты нахалов раздался приглушенный женский вскрик на незнакомом языке.

Лэйр, спасая положение, тянул время: вознес молитву Небесам, которая должна бы звучать в храме и не из его уст.

— Прекратите, Соальен! Вы с ума сошли! Немедленно прекратите! — донесся из соседней кареты мужской голос, говоривший… на священном языке айров.

— Ай-Эниааллоиани! — с возмущением ответил звонкий женский на том непонятном и напевном языке.

— Умоляю, госпожа! Говорите на священном! Наше наречие даже на слух могут опознать, а язык богов эти невежи хоть и слышат в храмах, но ни слова не понимают!

— Да на любом повторю! — перешла неизвестная на язык айров. — Это не я, клянусь! Я, наоборот, пытаюсь исправить! У них такой миленький король, что просто жалко ставить его в столь неловкое положение! И это страшно повредит нашей миссии!

— Я рад, что вы это понимаете.

Я, закрыв глаза, чтобы ничто не отвлекало, выдохнула мысленно: «Роберт, душа моя, помогай!», и распахнула веки там, на возвышении. Почувствовала, как загораются очи фантома и произнесла громко, с рокотом в голосе, позаимствованным у Сиарея:

— Да пребудет с вами дух Роберта Сильного и не угаснет огонь ваших сердец!

И неимоверным усилием воли выплеснула силу. Из моих ладоней вырвалась и взвилась над площадью огненная птица. В небе она стала гигантской, распахнула невероятной красоты ажурные крылья, сотканные из огненных искр и сполохов, взмахнула ими, высушив горячим ветром фитили и факелы. Испугаться как следует никто не успел. Толпа охнула, где-то истошно взвизгнули бабы, но тут же восторженный вопль потряс камни столицы. И разом вспыхнули огоньки свечей — сотни, тысячи — белым сияющим светом в первые мгновенья. Потом пламя порыжело. А герцог фьерр Холле гаркнул, срывая горло:

— Вечная слава королю Роберту Сильному! Да здравствует король Лэйрин Смелый! Слава!

С непривычки отдача вжала меня в спинку сиденья: сила возвращалась сторицей, наполняла каждую частицу тела, поднимала душу ввысь на невидимых крыльях. Как бы мой фантом там не вспыхнул костром от такого прилива восторженной любви. Но как же это великолепно — ощущать каждую свечу, как перо парящей жар-птицы, как свет своего сердца!