Огненная кровь. Том 1 (СИ)

Но воспоминания о нём отчего-то были размытыми, стёртыми, и перемежались с другими, куда более яркими воспоминаниями, и отнюдь не такими приятными. Воспоминаниями о других серых глазах, горячих ладонях, о другом голосе, от которого почему-то мурашки бежали по коже. И она всеми силами гнала от себя образ Альберта Гарэйла, и к концу дороги вконец измучилась этой борьбой, так, что в итоге два этих лица слились в её воспоминаниях в одно, и она предпочла вообще не думать о предстоящей встрече и занялась сочинением стихов. Правда, стихи получились почему-то совсем не о том, о чём она их задумывала…

Она надеялась, что новое место и скорая свадьба заставят её забыть весь тот ужас, который ей пришлось пережить по дороге в Фесс. Но она уже четвёртый день была в Эддаре, и вот уже четвёртую ночь воспоминания об этом возвращались к ней в кошмарах, сплетаясь в странный клубок жутких и будоражащих кровь обрывочных сновидений.

Падение в пропасть, крики, истошное ржание лошадей…

Чудесное спасение, горячие руки мэтра Гарэйла и его пронзительный взгляд…

Радуга во всё небо, и странное чувство, будто у неё выросли крылья…

Страшная гроза, бешеная скачка, обрыв, бурлящий поток под ногами, и молния, расщепившая сосну прямо над головой…

И снова чудесное спасение…

Праздник, вино, танец, от которого всё тело пылало огнём, и необъяснимые желания, каких ей никогда прежде испытывать не приходилось…

Поцелуй, и пламя в глазах Альберта, от которого она сама вспыхнула, как свеча, и страх, что ещё немного — и она сорвётся в пропасть…

В тот день она была трижды на краю пропасти, но последняя пугала её больше всего — пропасть её собственных необъяснимых желаний.

И, думая об этом, даже наедине с собой — она лукавила. Не все из её снов были кошмарными. Но забыть она хотела бы их все. А те, в которых к ней возвращался Альберт Гарэйл со своим пронзительным взглядом, поцелуями и радугой во всё небо, она хотела забыть сильнее всего.

Как же это ужасно! Но она была испугана, потрясена, в конце концов, пьяна, да она ведь едва не погибла… дважды! Иначе никогда бы она не стала вести себя так… неприлично.

Вспоминая о том вечере, она всякий раз испытывала жгучий стыд.

А просыпаясь, корила себя за то, что ей — невесте Себастьяна — снятся эти странные сны о чужом мужчине. Она шла к окну, смотрела на озеро и мысленно молилась Матери Всеблагой, прося её только об одном — забрать у неё эти воспоминания, а взамен она клялась, что сделает всё возможное, чтобы стать хорошей женой Себастьяну Драго.

И лишь одно мешало Иррис примириться с собой — осознание того, что, когда ей пришлось рассказывать будущему мужу о происшествии на озере, она всё-таки умолчала о подробностях, сказав лишь, что проезжавшие мимо путники помогли выбраться и довезли её в Фесс. И от того, что ей в первый же день пришлось солгать будущему мужу, Иррис было нестерпимо стыдно. Но рассказать ему, находящемуся в трауре по погибшему отцу, тому, на чьи плечи легли заботы прайда, о своём фривольном танце в чане и поцелуе она просто не смогла.

Вот уже четвёртый день Иррис любовалась красотами озера в обрамлении плакучих ив, но своего жениха видела лишь трижды — Себастьян приезжал только для того, чтобы с отсутствующим видом разделить с ней обед. Но, впрочем, она его не осуждала. Сейчас он временный верховный джарт, и понятно, что у него теперь множество хлопот и вопросов, требующих внимания.

Он был вежлив и мил, рассеяно ей улыбался, говорил, что она прекрасно выглядит, и целовал руку, но почему-то казалось, что на самом деле он её почти не замечает, как стекло в окнах, выходящих на огромный парк. Они говорили о погоде, о красотах окружающих гор, о том, что она делала утром… Он задавал одни и те же вопросы, а она давала одни и те же ответы, потому что жизнь её все эти четыре дня была одинаковой: сон, еда, прогулки, книги, живопись, созерцание местных красот и музыка. А погода в Эддаре, как она успела заметить, отличалась завидным постоянством.

Сегодня Себастьян пришёл также, к обеду, сидел за столом, вяло поддерживая беседу и думая о чём-то своём, и она, наконец-то, насмелилась. Отложив вилку в сторону, спросила, глядя на него в упор поверх изящных ваз для фруктов и хрустальных бокалов: