— Если бы ты проводила больше времени в вашей спальне, милочка, а не скакала по полям с арбалетом и шлейфом из мужчин, то родила бы ему сына как любая нормальная женщина, он бы всё унаследовал, и ты осталась бы полновластной хозяйкой в его доме. И, может, Эрхард и не ушёл бы на войну от беременной-то жены! Но нет! Ты предпочла скачки, болтовню и торчать на берегу моря, как какая-нибудь таврачья бродяжка! Может, потому Эрхард и сбежал от тебя на войну? — тётя Огаста вздёрнула подбородок, ноздри её раздувались. — А что такого ты сделала его брату, что тот выставил тебя из дому на следующий же день, как только перешёл в наследование? И оставил с содержанием в три тысячи ланей в год? Неужели ты не могла быть более гибкой и смирить свой бешеный нрав? Хотя, поговаривают, что как раз наоборот, ты пыталась соблазнить скорбящего брата, едва тело Эрхарда остыло.
— Что? Да как… Это просто низко!
Иррис от неожиданности потеряла дар речи. И она хотела возразить, но горло перехватило от возмущения.
Может и стоило бы тёте знать, что Даррен — драгоценный братец её мужа — был счастлив узнать о гибели Эрхарда и унаследовать его поместье. А заодно и его жену. И будь она более «гибкой», как говорит тётя…
И вспомнилось вдруг…
Тётя хочет, чтобы она была гибкой…
Но она не гибкая. Ложиться в постель с ублюдочным деверем ради того, чтобы он отписал ей побольше денег — нет, она не смогла. Ушла, хлопнув дверью.
И ещё в одном тётя права — у неё и правда непрактичный ум. Когда она собирала вещи, покидая дом Эрхарда, горничная посочувствовала ей. И оказалось, о том, что Даррен был не на шутку увлечён женой брата, знал весь дом. Что он грезил ею со дня помолвки. Это знал каждый, даже конюх. Даже молочник, который приезжал по утрам со свежими сливками. Знали все в округе. Кроме Иррис.
А она была слепа! Но… откуда ей было знать?
Ей казалось, они друзья. Их объединило горе, и он проявлял участие. Понимал её.
Но разве это объяснишь тёте? Она скажет — сама виновата, раз уж уже виновата в том, что не успела за год родить сына.
Да какой там год! Эрхард ушёл на войну после восьми месяцев их брака, и не потому, что Иррис была плохой женой. Его дядя — генерал Альба — попросил. И всего-то на год в интендантскую службу, а потом ему обещали повышение. Никто и не думал, что погибнет он в первом же походе под каменным обвалом, устроенным айяаррами в ущелье слишком далеко от линии фронта.
Но оправдываться было бессмысленно. Тётя Огаста приняла решение, и у Иррис выбора не осталось.