Огненная кровь. Том 2 (СИ)

— …что это что-то очень ценное для тебя? А разве это не так? Первый раз за него мне досталась пощёчина и разбитая губа. Второй раз то была прощальная милость умирающему от яда, да ещё и лежащему в забытьи. А теперь это, пожалуй, будет милость идущему на казнь. За каждый твой поцелуй, Иррис, мне приходится платить очень большую цену, — он улыбнулся, — но я не против. Так что… ты сделаешь мне такой прощальный подарок? Или я прав, и тебе будет жалко для меня такой малости?

И видя её растерянное лицо, он развёл руками и добавил:

— Это всего лишь поцелуй, Иррис! Клянусь Богами, я пальцем тебя не трону, если сама не попросишь! Я даже руки буду держать за спиной.

И он демонстративно убрал руки.

Это лишь поцелуй…

Она посмотрела на его губы, но смущения больше не было. Наоборот, ей вдруг самой отчаянно захотелось этого.

Почему нет?

В голове вдруг всплыли видения из её снов — огненный цветок, и те поцелуи, и желания, и ощущения…

Но то был лишь сон, а сейчас она вдруг захотела почувствовать всё наяву, каково это на самом деле. Его тепло, его прикосновения…

Чтобы хранить их потом в памяти все эти три года.

— Хорошо. Один поцелуй, — их взгляды встретились.

— Настоящий, Иррис, — произнёс Альберт тихо, — такой, чтобы эти три года я не мог о нём забыть.

Она вздохнула, понимая остатками разума, что, наверное, делает самую большую глупость…

…но разум уже уступил велениям сердца.

Иррис перешагнула невидимую черту, и её накрыло с головой. Его теплом, кружащим голову и таким родным, и всё отступило куда-то и стало совсем неважным. Живой огонь взметнулся, окутал её всю, упал каплями на кожу, растекаясь по ней, под ней, по пальцам, запястьям, по локтям, куда-то вверх, забираясь под платье, под кожу, заставляя вдохнуть судорожно и открыться…

Она вглядывалась в его лицо впервые так близко и без смущения и сделала ещё шаг, положив руки ему на плечи. А он смотрел, не отрываясь, глаза — колодцы чёрной бездны, в которую она готова была упасть. Пол под ногами дрогнул…

…и чтобы удержатся, она почти впилась пальцами в плечи Альберта…

И от этого прикосновение куда-то исчезли остатки воли, разума, и сил, и, поднявшись на носочки, она коснулась губами его губ, осторожно и нежно, закрывая глаза и руша собственную стену, которую совсем недавно пыталась воздвигнуть между ними…

Плевать на всё… На Гасьярда… На договор… На то, что будет дальше… Всё неважно… Не сейчас… Не в это мгновенье…

Его губы открылись ей навстречу… И были неожиданно нежными, неторопливыми, принимая её поцелуй, уступая и позволяя ей быть такой, какой она хотела. Он держал руки за спиной, не дотрагиваясь до неё, как и обещал.

Этот поцелуй был совсем не похож на тот, на озере — никакой грубости, никакого напора, никакой обжигающей страсти, тягучий, долгий, упоительный… и такого она совсем не ожидала… Этот поцелуй был почти… как в её снах…

Только сегодня этого было мало!

Желание нахлынуло внезапно, затопило, растекаясь по венам горячей волной. Захотелось прижаться к нему всем телом, вдохнуть запах его кожи, ощутить прикосновение его ладоней…

Что ты делаешь со мной, Альберт? Откуда в ней эта жажда и эта страсть?

Но… какая теперь разница!

Она отстранилась на мгновенье, открывая глаза, и прошептала ему в самые губы, отчаянно и жарко:

— Поцелуй меня, Альберт! Поцелуй так, чтобы и я не смогла забыть! Чтобы я помнила все эти три года!

— Иррис! — прошептал он хрипло.

Его руки сорвались, стискивая её в объятьях, судорожно сжимая, отрывая от пола, кружа и рывком прижимая к стене, так, что она почувствовала спиной её холодную твёрдость. Пальцы зарылись в волосы, рассыпая по полу шпильки, запрокидывая голову, и она зажмурилась, подаваясь навстречу, забывая обо всём на свете.

И его губы больше не уступали её поцелуям, не были трепетными и нежными. Они вдруг стали безжалостными, они обжигали страстью и подчиняли, вынуждая зажмуриться ещё сильнее, потому что мир вокруг пошатнулся…

Он целовал её жадно, исступлённо, почти до боли, лишая возможности дышать, заставляя впиваться пальцами в плечи, в шею, в поисках опоры, царапать кожу, в желании чувствовать его ещё сильнее, быть ещё ближе…

Она вспыхнула, как факел, запылала в его объятьях, пугаясь собственного желания и огня, и таяла, как свеча, обнимая, прижимая к себе, что есть сил… и ещё сильнее…

Но и этого было мало…

Её ладони лихорадочно скользили по плечам, по шее вверх, гладили щёки, и возвращались вниз, под ворот льняной рубашки, словно хотели навсегда запомнить рельеф его тела и впитать жар его кожи. Она ощущала только одно, как падает куда-то, как вокруг взрывается Поток, как он вращается, унося их в небо, и больше не имеет значения, где они, и что с ними…