— А я всё равно скажу. Это, конечно, не моё дело…. Но ты же не всерьёз собираешься охранять от врагов чужую невесту?
— Цинта, я тебе уже говорил, что всё, что начинается со слов «это не моё дело» и в самом деле не твоё дело? Но раз ты так хочешь знать, то я тебе скажу…
Альберт обернулся, присел на подоконник и, скрестив руки на груди, добавил:
— Я чуть не умер этой ночью. И умер бы, но кое-что случилось… Мне приснился чудесный сон, — он посмотрел на свою ладонь, улыбнулся и сжал её в кулак, — и я кое-что понял. Вэйри была неправа и права одновременно…
Он оттолкнулся от подоконника и стянул с себя рубашку.
— Мой братец не знает всей гнилой изнанки нашей родни так, как я. И он не сможет защитить Иррис. А я смогу. Даже если мне придётся спать под её дверью, убить всех своих родственников и снова за неё умереть. Я был идиотом, Цинта, но теперь я понял свою ошибку. Ну, чего ты застыл, как ящерица на солнце? Мне нужна ванна и чистая одежда.
Цинта всплеснул руками, забрал у него рубашку и воскликнул:
— Ты тут, когда бредил, говорил, что я тебе друг. Так ежели это правда, то я и скажу тебе, как друг. И даже если ты погонишься за мной с вертелом, я молчать не стану! Ты в прошлый раз сказал, что не хочешь быть ослом, так вот, ты осёл, мой князь! Как есть, осёл! Слепой осёл! Потому что, снова идёшь по кругу за морковкой, которая висит у тебя перед носом на палке!
Но Альберт только усмехнулся и снова посмотрел на свою ладонь.
Часть 4. Время сомнений Глава 22. Просто друзья
Армана сказала всем, что Иррис спит, заперла двери и удалилась, понимая, что сейчас не самое подходящее время, чтобы мозолить хозяйке глаза. Она видела, как Иррис забравшись на подоконник, сидит, обняв колени руками и прислонившись лбом к стеклу, беззвучно плачет.
А с той стороны стекла ей вторит небо — плачет проливным дождём, и такого ливня Эддар не видел уже давно. Низкие тучи укрыли город, и бухту, и Грозовую гору…
Иррис снова взяла дневник отца, перечитывала строчки, посвящённые её матери и снова плакала. Кажется, их семья и правда проклята. Потому что нет в ней счастья ни для кого.
Но если бы её спросили, чего она хочет сейчас — она бы не ответила. Она совсем запуталась в своих чувствах, и устав, уже под вечер почти смирилась с мыслью, что Альберт умрёт, что она никогда его больше не увидит, и что если бы… при других обстоятельствах… всё могло бы сложиться иначе… наверное.
Только, в любом случае, не сложилось. Да и как могло? Может быть, она всё-таки ошиблась? Или опоздала со своим пониманием?
Она лежала в темноте с полотенцем на лице, смоченным отваром из трав, чтобы убрать следы рыданий, и думала, о том, что, видимо, это судьба.
А когда пришёл Себастьян, и ужин накрыли в её покоях для них двоих, она немного пришла в себя. Как песок после шторма постепенно оседает на дно, так и её тоска и печаль ушли вглубь души, легли там тяжестью, и она спрятала их от всех, чтобы никто не узнал. Конечно, знает Армана, хоть она ничего ей не говорила, но та не слепая и всё давно поняла. Но Армана болтать не станет.
У Иррис ещё будет время погоревать в одиночестве, а сейчас…
И хоть ей было тошно от мысли видеть кого-то и говорить, но сейчас она должна сделать так, чтобы попытка её убийства не повторилась. Она была грустна за ужином, сказав, что пока ещё не слишком хорошо себя чувствует. А Себастьян и не настаивал на разговоре. Он был нежен и чуток, и не досаждал лишними вопросами.
— День совета назначили? — спросила Иррис, не поднимая глаз.
— Да, совет будет шестого дня. И в этот же день, сразу после совета, мы поженимся. Просто обряд, без всяких торжеств… учитывая обстоятельства… Завтра утром придёт портниха со свадебным платьем, надеюсь, тебе уже станет лучше, — Себастьян поцеловал её руку, — ты же не против скромной церемонии? А пышный приём будет через месяц.
Она снова едва не разрыдалась.
Только почему-то она не была в этом уверена. Ни в том, что ей станет легче. Ни в том, что она хочет потерять эту связь.
— Хорошо, — она подняла на него уставший взгляд, — наоборот, я рада, что будет скромная церемония. Давай вообще обойдёмся без торжеств… даже… потом?
— Я сделаю, как ты скажешь, — Себастьян снова поцеловал её руку, — ты можешь не думать об этом сейчас. Позже, когда… сама захочешь, мы проведём торжества так, как скажешь.
— Спасибо.
Себастьян хотел поцеловать её в губы, но она отвернулась со словами:
— Прости, я устала.
Она хотела спросить об Альберте, но так и не смогла. Лучше не знать. Так есть хоть капля надежды…
А ночью ей приснился странный сон.