Иррис бросило в жар, и щёки внезапно залила краска смущения и радости. Она опустила взгляд и улыбнулась тоже, не в силах сдерживать эту улыбку, и не зная, что ей делать, и как себя вести, потому что и вот так, как сейчас, между ними тоже было впервые…
В памяти разом всплыло всё — знакомство, поцелуй у озера и пощёчина, их разговор за столом в день помолвки, и позже в обсерватории, встреча в оранжерее, и то, как она плакала у его постели, огненные сны, их прощание в Чёрной башне, поцелуи, признание…
…и его тепло, которое она ощутила прикосновением к своему лицу.
Но вот именно так, как сейчас…
…вот такого между ними ещё не было.
И от этой мысли закружилась голова.
— Я… ещё не думала о танцах, — наконец, смогла она произнести, срывая розу.
— О чём же ты думала, так задумчиво глядя на горизонт?
— Скажи… это всё, наконец, закончилось? — спросила она, рассматривая бледно-жёлтые чуть увядшие лепестки.
— Если ты имеешь в виду, провалился ли план старого лиса? Да, Гасьярд в Чёрной башне, и надеюсь, там и останется. Хейда в тюрьме, Себастьян полдня скрипит пером и пишет послания прайдам, остальная родня — кто пьёт от радости, кто от печали, а Тибор за компанию со всеми. Слуги накрывают столы и готовят приём… А я… просто жду…
— Ждёшь? Чего? — спросила Иррис, поднимая взгляд.
— Когда ты проснёшься, — произнёс он, понизив голос.
И от того, как он это сказал, от взметнувшегося к ней огня, ноги совсем ослабели, а сердце погнало кровь по венам так быстро, что пульс забился даже в кончиках пальцев.
Иррис прислонилась к гранитному столбу, венчавшему угол террасы, чувствуя, как живой огонь обволакивает её, лишая разума, воли и сводя с ума. Понимая только, как ждала она этого, как скучала по нему…
— Так что насчёт танца, Иррис? Помню, на прошлом балу ты была так жестока со мной, ты сказала… «как-нибудь в другой раз», — он оттолкнулся от двери, обошёл плетёный столик и кресла, не сводя с неё глаз, и, остановившись напротив, спросил с улыбкой, — сейчас ведь тот самый — другой раз? Сегодня ты потанцуешь со мной?
Протянул руку и улыбнулся ещё шире.
— Здесь?
— Ну да.
Музыка доносилась сквозь розовые арки, и была не слишком громкой. Но это было даже хорошо. Иррис безропотно вложила руку в его ладонь, и в этот раз её пальцы не были ледяными. Альберт поднёс их к губам и поцеловал.
— Знаешь… на том балу… я мечтал вот об этом. О том, чтобы иметь право целовать твои руки, не таясь… не скрывая своих чувств, — сказал он тихо, положил её ладонь себе на плечо и, поймав другую руку, переплёл пальцы.
Притянул к себе и, склонившись, произнёс, касаясь губами уха:
— Я хотел спросить… Ты и правда думала меня забыть? Когда сказала мне это в башне… Ты бы сделала это?
Мир закружился снова. От его голоса, от его близости, от этого шёпота и тепла, которое текло сквозь его ладонь…
— Я не хотела этого… но… Я бы сделала, что угодно, лишь бы тебя спасти! — ответила она тихо. — Даже умерла.
— Иррис, — он прикоснулся щекой к её щеке, и прошептал, обжигая своим дыханием, — Иррис! Если бы ты забыла меня, если бы смогла… поверь, я бы сделал так, чтобы ты всё вспомнила… а если нет, то чтобы узнала и полюбила меня заново. Ещё раз. Я бы не смог уехать. Не смог ждать… Не смог бы жить без тебя. Ни за что. Я не сказал этого тогда, и так боялся, что ты забудешь меня, а я так и не успею этого сказать — я люблю тебя, моя ласточка! Люблю. С той самой встречи на озере, когда ты ранила меня стрелой…
Кажется, в саду были слуги, и, наверное, они смотрели, но ей было всё равно…
Она обняла его порывисто, притянула к себе одной рукой, ещё сильнее, и поцеловала в шею, туда, где остался шрам от той самой стрелы, и ещё раз, и ещё… Целовала, закрыв глаза, касаясь щекой горячей кожи, и положив голову на плечо…
И если это и был танец, то очень странный.
Кажется, они просто стояли, прижавшись, друг к другу, закрыв глаза и впитывая тепло, ощущая дыхание, слыша сердцебиение. Впиваясь руками в ткань одежды, скользя ладонями, переплетая пальцы, как будто узнавая друг друга заново, словно не веря, что всё это правда, и не в силах оторваться, разомкнуть объятья, не в силах даже говорить, только чувствовать, что вот здесь и сейчас они наконец-то вместе.
Он целовал её волосы, что-то шептал, но слова уже были не важны. Важна была лишь радуга во всё небо, ощущение неведомого счастья и полёта. Кружилась голова, и они были больше не здесь…
…а где-то между небом и землёй, вдыхая весь мир полной грудью.