Огненная лилия

Спустя три недели дорожная карета уже мчала Онор-Мари в Париж. Мимо летели пыльные постройки, однообразные осенние пейзажи, и в опустевшей душе Онор тоже была осень, осень, лишенная жизни, лишенная красок. Желтые листья медленно падали на пожухшую траву, и Онор равнодушно следила за их последним полетом. «Нужно все начинать сначала, — повторяла она себе. — Нужно все начинать сначала.»

Скоро она въехала в ворота Парижа. Ее парижский дом, не изменившись ни капли, стоял мрачный и темный. В палисаднике цвели осенние астры, синие и розовые, неожиданно яркие в этом пожелтевшем мире. Она постучала. На стук вышла экономка.

— О, мадам баронесса! Вам следовало предупредить о приезде. Конечно, у нас все готово, но мы бы хоть сняли чехлы с мебели.

С невыразимой горечью Онор осознала, что никто здесь не обеспокоен ее исчезновением. Она полгода провела неизвестно где, и никто не спросил себя, где она, что с ней. Жизнь шла своим чередом. Она спросила:

— Кто выплачивал вам жалование все это время?

— Господин Шермон.

Это был ее управляющий. Она пожала плечами. Что ж, все к лучшему; она ожидала увидеть разоренный, всеми брошенный дом, а нашла уютный и ухоженный.

— Прекрасно, — сказала она своим прежним тоном Госпожи. — Я довольна вами, мадам Вениз. Я… прибавлю вам жалование.

Она рассеяно поднялась по лестнице, с трудом вспоминая детали обстановки. Итак, она дома. Она дома.

Онор начала с визита к управляющему. Ее ждал аналогичный прием — легкое удивление, не больше.

— Вы, должно быть, получили мое письмо, господин Шермон? — спросила она. Тот развел руками.

— К сожалению, нет, баронесса. Я не имел от вас никаких известий.

Ровным счетом никаких.

Она пыталась понять его, но ей с трудом это удавалось.

— Как же случилось, что никто не пытался разыскать меня? — она чувствовала, что гнев закипает в ней, и она скоро начнет выпускать пар, как дракон. — Или вы рассчитывали, что будете жить безбедно за мой счет, даже если меня давно нет в живых?

— Вы не правы, баронесса, — осторожно заметил управляющий, — мы все очень беспокоились, но никто не имел ни малейшего понятия, какие у вас планы. Однако мы все считали своим долгом вести все дела, как раньше, в ожидании вашего возвращения.

Она усмехнулась.

— И много вы присвоили за это время, Шермон? Наверное, разорили меня до нитки?

— Что вы, мадам? Можете просмотреть мои бумаги. Если я что и истратил…гм…на свои нужды, это никоим образом не отразилось на вашем благосостоянии. Вы слишком богаты, мадам, чтобы за полгода с небольшим вас можно было полностью разорить, — он с поклоном протянул ей толстую папку.

Она отвела его руку.

— Не теперь, Шермон. Но я непременно проверю, — обещала она.

Итак, никому не было до нее дела. Она упрямо сжала губы. Что ж, все к лучшему. Она все так же богата. А то что служащие не заметили ее отсутствия — пусть их. Она должна быть выше этого.

Она отвезла визитные карточки нескольких старым знакомым, и получила приглашение на бал у леди Уинстон, жены английского посла. Здесь и не подозревали, какие напряженные отношения в Новом Свете сложились между французами и англичанами.

Онор поехала на бал. Ее встретили любезно, кое-кто интересовался, где она пропадала. Онор неизменно отвечала, что путешествовала. Она много танцевала, но что-то сломалось в ней. Ей было скучно. Она принялась флиртовать с кавалерами, но их восхищенные взгляды не радовали ее так, как раньше. Она уехала позже всех, усердно доказывая себе, что развлекается вовсю. Ее завалили приглашениями на другие вечера. Онор и не думала, что так легко и быстро вновь вольется в светскую жизнь Парижа.

Она приехала домой за полночь. Спать ей перехотелось. Она вдруг принялась разбирать вещи, которые так и не трогала после приезда. Дорожный чемодан пылился в углу, запертый на ключ. Она отперла его и откинула крышку. Ее платье, помятое, довольно жалкое на вид, особенно по сравнению с тем, расшитым драгоценностями, в котором она приехала с бала, лежало сверху. Там же брошены были груды хлама, который она неизвестно почему не выбросила. Стоило везти все это с собой через полмира! И перо. Белое перо с темным кончиком, неизвестно как туда попавшее. Она взяла его в руки, повертела, дотронулась им до своей щеки. Нежное прикосновение заставило ее вздрогнуть. Это перо могло принадлежать только Волку. Она упала лицом на кровать и застонала.

Не было такого бала, или праздника, или охоты, где не побывала бы ОнорМари в этом сезоне. И она выглядела самой жизнерадостной, самой веселой среди дам высшего света. На нее смотрели с завистью, кто-то с черной, коекто с белой, но все считали, что ее жизнь удалась как ни чья. ***