Огненная Немезида (сборник)

Из неведомых глубин моей памяти вырвался неудержимый вихрь то ли воспоминаний, то ли видений: я слышал древние магические заклятия из «Книги Мертвых», видел, как мимо меня смутно различимой процессией проходят Боги, могучие бессмертные Существа – персонифицированные воплощения истинных Богов: Бога с огненными глазами, Бога с лицом из дыма. Я вновь видел Анубиса[8], собачьеголового Бога, и детей Гора[9], вечного стража веков: они заворачивали в мистические, благоухающие пелены Осириса, первую мумию, и я ощущал сладостный экстаз оправданной души, которая в золотой ладье Ра[10] отправляется к месту своего упокоения, в поля блаженных.

С бесконечным почтением доктор Сайленс нагнулся и притронулся к неподвижному лицу, устрашающе взиравшему на него своими нарисованными глазами, и вокруг нас растеклись волны тысячелетних благоуханий; время обратилось вспять, и передо мной раскрылась волшебная панорама самого поразительного сна, который когда-либо являлся миру.

Заслышав тихое шипение, доктор быстро отступил назад. Шипение приблизилось к нашим лицам, а затем стало как бы играть вдоль потолка и стен.

– Последний элементарный огонь – все еще ожидающий своего часа, – пробормотал доктор, но я почти не расслышал его слов, ибо продолжал наблюдать прохождение души через Семь Покоев Смерти, слушал отголоски великих ритуальных заклятий, самых могущественных, какие существовали когда-либо на земле.

Около мумии лежали глиняные чаши с иероглифическими надписями, а вокруг нее, в соответствии со сторонами света, располагались четыре кувшина с головами ястреба, шакала, кинокефала и человека: в них были уложены волосы, обрезки ногтей, сердце и некоторые части тела. Были там также амулеты, зеркало, голубые глиняные статуэтки Ка и лампа с семью фитилями. Недоставало лишь священного скарабея.[11]

– Мумию не просто похитили с места упокоения, – торжественно возгласил доктор Сайленс, не сводя глаз с полковника Рэгги, – с нее пытались снять пелены, – он указал на грудь, – а с шеи украли скарабей.

Шипение, похожее на шепот невидимого пламени, прекратилось; лишь время от времени оно слышалось в подземном ходе, то ближе, то дальше; а мы стояли, в немом оцепенении, глядя друг на друга.

Полковник Рэгги с большим усилием взял себя в руки. Слова как будто застревали у него в горле.

– Это моя сестра, – сказал он очень тихо. Последовала долгая пауза, нарушенная наконец Джоном Сайленсом.

– Скарабея надо вернуть на место, – произнес он со значением.

– Я ничего не знал об этом, – словно оправдываясь, промямлил полковник, с трудом выдавливая из себя каждое слово. – Абсолютно ничего.

– Его следует вернуть на место, – повторил доктор. – Если уже не слишком поздно. Ибо я опасаюсь… я опасаюсь…

Полковник Рэгги кивнул в знак согласия.

– Это будет сделано.

В пещере повисла тишина, как в могиле.

Не знаю, почему мы все трое вдруг так резко обернулись, ибо я, во всяком случае, не слышал ни малейшего звука.

Доктор как раз собирался водворить крышку на прежнее место и вдруг выпрямился, будто в него попала пуля.

– Кто-то идет сюда, – как бы про себя сказал полковник Рэгги, и глаза доктора, устремленные на устье тоннеля, указали мне, куда следует смотреть.

Где-то в самой середине тоннеля слышалось отчетливое шарканье.

– Песок падает, – довольно глупо предположил я.

– Нет, – в голосе полковника прозвенел металл. – Я слышу этот звук уже некоторое время. И он приближается.

Исполненное решимости, его лицо выглядело почти благородным. Ужас переполнял сердце полковника, тем не менее он был готов к любой, самой страшной, неожиданности.

– Здесь нет другого выхода, – заметил Джон Сайленс.

Он положил крышку на песок и стал ждать. По застывшему выражению его лица, по его бледности и немигающему взгляду я знал, что доктор предполагает увидеть что-то совершенно поразительное, если не ужасное.

Мы с полковником расположились по обе стороны устья. Я все еще держал свечу, но к моему стыду, она сильно дрожала и воск капал прямо на меня; полковник же воткнул свою свечу в песок, возле ног. В моем сердце по-хозяйски заворочался страх, мне почудилось, что какая-то незримая, беспощадная, необоримая сила вот-вот расправится с нами: погребет заживо или придавит, как крыс. Затем я вспомнил об огне: он мог задушить нас дымом или спалить. По моему лицу заструился пот.

– Держитесь! – послышался голос доктора Сайленса, отразившийся от потолочного свода.

Минут пять, тянувшиеся, казалось, все пятьдесят, мы стояли, поочередно глядя то друг на друга, то на мумию, то на устье подземного хода, и все это время негромкое, вкрадчивое шарканье неуклонно приближалось. Напряжение – мое, во всяком случае – достигло предела, когда источник нашей тревоги оказался у противоположной стороны устья. Над самым устьем, от сотрясения, неестественно медленно посыпалась струя песка. Раздался сдавленный крик.

То, что предстало моим глазам, было куда ужаснее чем все, что рисовало мне воображение.