Огненная река

– Дай мне перстень, будь любезен.

– Этого нельзя делать, госпожа.

– Почему?

– Барон Вентоттен объяснил мне, что талисман потеряет свою силу, если Вещь отдать кому-нибудь другому. Я в ответе за нее, я обязан носить ее.

– Отдай Вещь мне! – Голос богини звучал сухо и строго.

Оторопевший полуэльф беспрекословно подчинился. Он вытащил из-за пазухи мешочек, в котором лежала оправа перстня, и изумился тому, как отчаянно рванулся этот неодушевленный предмет из его пальцев, словно стремился быстрее попасть к новой хозяйке.

Остальные застыли в молчании. Они надеялись, что Каэ понимает, что делает, и не смели останавливать ее: не так уж часто она требовала послушания и точного исполнения приказов; с другой стороны, все знали, какими капризными бывают иные магические предметы, и боялись, что талисман может потерять свою силу из-за малейшей неточности или небрежности.

– Никогда бы не подумал, что простое движение руки может вызывать такой священный ужас, – пожаловался Номмо, обращаясь к Магнусу.

– Полностью с тобой согласен, – ответил молодой чародей. Он, затаив дыхание, смотрел, как Каэ осторожно взяла из рук полуэльфа мешочек с Вещью, запустила в него тонкие, длинные пальцы, достала оправу и... надела ее.

– Теперь я отвечаю за тебя, – сказала она громко. – Рогмо, король эльфов, свободен от своих обязательств по отношению к тебе, отныне я берусь тебя охранять.

Тонкий луч солнца пробился сквозь густую листву и упал на золотой ободок, украсивший палец богини. Вещь засверкала на солнце, словно обновленная. И Рогмо шумно выдохнул.

Всем стоявшим около храма Нуш-и-Джан в тревоге и нетерпении вдруг стало абсолютно ясно, что талисман выбрал себе нового хозяина.

Подчиняясь приглашающему жесту своей богини, барон Банбери Вентоттен двинулся следом за ней, в самую чащу густых зарослей. Остальные следовали за ними на небольшом расстоянии. Куланн расставил полсотни сангасоев в боевом порядке вокруг развалин, предупредив, что возможны любые неожиданности. А сам во главе второй части отряда отправился сопровождать свою госпожу.

Каэ внимательно вглядывалась в тропинку у себя под ногами. Через каждые два-три шага обязательно встречалась плитка с изображением парящих птиц – как бы для того, чтобы убедить ее в правильности выбранного пути. Она шла не торопясь, осматриваясь по сторонам, чутко вслушиваясь в каждый звук. Что-то смутно ее беспокоило, но она не могла задержаться подольше на одном месте, чтобы поразмыслить о своих ощущениях. Перстень так стремился к своему камню, что она едва выдерживала и этот неспешный темп.

Тропинка несколько раз резко вильнула из стороны в сторону, противореча всем законам логики и здравого смысла. Прервалась в нескольких местах. И наконец вовсе исчезла, оставив Каэ стоящей перед отвесной скальной стеной, где не было никакого прохода или даже намека на потайную дверь или какой-нибудь лаз. Все та же молочно-белая гладкая поверхность, из которой торчали чахлые травинки, как, впрочем, и положено в горах.

– И что теперь? – спросила она недовольно, обращаясь прямо к Вещи. Перстень на ее пальце запульсировал, явно откликнувшись на вопрос, но она-то все равно не понимала, что он хочет ей сообщить. Пока она стояла перед стеной, размышляя, сзади подтянулись остальные. Каэ не хотела оборачиваться: ей было невыносимо видеть их вытянувшиеся, печальные, разочарованные лица.

«Что за чепуха! – сердилась она. – Почему я должна отвечать за все, чего не делала сама? Что я им теперь скажу? Что уперлась носом в стену? И не вижу дальнейшего выхода?!! Не вижу, значит... «

Странная она была богиня – не могущественная, не великая, но способная видеть все чуть-чуть иначе.

Скалы перед ней не было, одна только видимость. Впрочем, на славу кем-то сработанная, плотная, осязаемая, к которой даже спиной привалиться можно, и все же несуществующая.

– Барон! – Она не глядя протянула руку себе за спину. И когда почувствовала, что холодные пальцы Вентоттена крепко сжали ее ладонь, решительно шагнула вперед, раздвигая плечом плотное пространство иллюзии.

Отвесный бок горы раздался неохотно, пропуская хозяйку талисмана и потомка Ассинибойна, а затем снова превратился в то, чем ему и надлежало быть, – молочно-белый звонкий камень. И на то место, куда только что прошла Каэтана, легли тени трех парящих невысоко над землей огромных орлов.

– Это уже переходит всякие границы, – неожиданно заявил Куланн. Он подошел к стене и стал проталкиваться внутрь, но гора не пускала его, пыхтящего, недовольного и встревоженного.

– И как прикажете следовать за госпожой? – спросил он у окружающих, будто это они все хором учудили с ним такую шутку.

– За ней нельзя следовать, Куланн, – утешил военачальника Магнус. – Ее пути нехожены и нам, смертным, недоступны.

– И что тогда делать прикажешь?

– Идти своей дорогой. Барнаба, в каком она теперь времени?

Толстяк призадумался: