Огненная река

В точности как наяву, что-то впереди напугало БиДжей, она отступила и натянула поводья, а его отец, который держал линию, крикнул: «Ох, девочка! Полегче!». Минди отшатнулась назад, прямо на скользкую плиту, и ее заднее копыто соскользнуло. Задняя левая нога, Джек увидел ее прямо под собой, подкованное копыто съехало с тропы, попыталось зацепиться, его мать закричала: «Эй, девочка!» – зад лошади соскользнул, теперь только передние копыта царапали мшистую кромку плиты, и – он видел все это словно в замедленной съемке, истерику лошади, то, как мать склоняется над ее гривой в попытке спастись, но она теряет равновесие, взбрыкивает задними ногами, и кричит, опрокидываясь назад. Не его мать, кобыла. Крик, похожий на вопль до смерти перепуганного человека. Он видел, как они врезались в большую ель, как их отбросило в разные стороны, мать все еще сжимала поводья, шляпа слетела с ее головы и кувыркалась, как подстреленная птица, на мгновение все как будто застыло, а затем они вместе врезались в белый поток. Каким-то чудесным образом они всплыли, мать держалась над водой, ухватившись за седло, затем их перекинуло через то, что, должно быть, когда-то было уступом, но теперь стало горбом набегающей волны, низвергающейся в желоб грохочущего потока, они исчезли, потом один раз появились – сначала темная голова кобылы, затем рука матери, а потом их швырнуло об стену и увлекло за поворот. Отец, как только обрел способность говорить, крикнул: «Стой!», затем дико оглянулся и заорал: «Ты сможешь удержать его? Сможешь?», Джек безмолвно кивнул, тогда его отец отпустил вьючную лошадь, пришпорил Дэнди и понесся вниз по тропе безумными прыжками. Он исчез. В реальной жизни они оба исчезли. БиДжей вприпрыжку побежала за отцом, волоча поводья. Джек остался. Он натянул поводья дрожащего мерина, они оба дрожали, но оставались на месте. Он делал все, чего бы ни потребовал его отец. Он любил ее больше всего на свете. Ему было одиннадцать.

Но во сне ее шляпка сама по себе расправила крылья и перелетела на другую сторону каньона, поймав солнечный свет, как закладывающий вираж ястреб, а мать с Минди зависли в воздухе вместо того, чтобы падать в белый поток, потому что тоже научились летать, в этом не было сомнений; когда он проснулся под поздними звездами, где-то вдалеке пронзительно и одиноко кричала гагара, подкладка его куртки оказалась мокрой, и он понял, что снова плакал.

* * *

Джек вскочил еще до восхода солнца, стряхнул с себя усыпанный инеем спальный мешок, подняв облако снежинок, которые поплыли по воздуху стайкой ледяных бабочек-однодневок. Он разжигал огонь и варил кофе, пока Винн спал или читал. Ничего на свете ему не нравилось больше, чем просыпаться первым, колоть растопку для костра и делать кофе.

Озеро хранило неподвижность, бледный полумесяц садился над кромкой деревьев. Он разыскал жестянку с табаком в кармане рубашки и втянул первую за день порцию, сидя на бревне и наблюдая за разгорающимся пламенем, что облизывало коряги. Об этом сне он старался не думать. За исключением того, что кобыла Минди, похоже, и впрямь научилась летать наяву и избежала верной смерти, поскольку в то же утро разведывавший новую тропу для июльских клиентов рыболовный гид видел, как она выбралась на правый берег, вся дрожащая и с дикими глазами. С ног до головы в порезах и синяках, с глубокой раной на правом боку и растяжением связок, но в остальном совершенно целая. Она полностью оправилась, но никогда в жизни больше не позволяла водить себя по речным переправам. Мать оказалась менее удачлива. Он остановил эту мысль. Посмотрел на воду, несущую розовые и серые отблески рассвета. Ладно. Немногим людям повезло умереть в самом расцвете сил, получив признательность за все заключенное в них добро. Пусть все остается, как есть, подумал он. Не худший расклад из возможных.

Рыбы наловить они не удосужились, поэтому он смешал немного яичного порошка с кусочками чеддера, смазал маслом сковороду с длинной ручкой, а затем принялся бросать камни в палатку и развлекался этим до тех пор, пока Винн со стоном не поднялся.

Глава вторая