К вечеру все утихло. Воины разбрелись по разным домам, многие - в сопровождении молодых женщин. У Куланна все же хватило благоразумия обратиться со своими сомнениями сначала к барону, а потом и к старосте Коррана, но оба ответили приблизительно одно и то же: в Ронкадоре, раздираемом войнами, женская добродетель была настолько относительным понятием, что никто особо не вдавался в подробности своего происхождения. А появление детей приветствовалось с огромной радостью, потому что люди чаще умирали, чем рождались. Беременная женщина была своего рода драгоценностью, залогом будущего, и к ней относились с почтением.
Каэтана все еще сидела под открытым небом, на пороге довольно просторной хижины, где ее разместили вместе с Номмо и Барнабой. Барон Банбери Вентоттен неслышно вышел из темноты и приблизился, легко ступая по шелковой траве.
- Можно нарушить ваше уединение?
- Конечно, барон. Как ваши успехи? Узнали, что это за таинственный и привлекательный запах?
- Нет. К моему глубокому стыду, я так и не смог разобраться, что же здесь готовили. Более того, здешние хозяйки оказались еще более скрытными, чем повара его величества короля Ронкадора, и ни за что не захотели открывать мне свои секреты. Представьте они уверяли меня, что готовят дичь. И в доказательство даже показывали птичьи внутренности и ощипанные перья. Зачем им так скрывать свои рецепты? Ведь конкуренция их никак не затронет. В городе я бы еще понял их нежелание отвечать на мои вопросы, но здесь... Знаете, никогда не слышал ни о каких поверьях и приметах, связанных с кухонными рецептами. Впрочем, чего не бывает в такой глуши.
Каэ погладила притихшего пса. Тод вот уж несколько часов как утих, но то и дело бросал на нее умоляющие взгляды. Но что он просил, так и осталось для Каэтаны загадкой.
- Должна вам признаться, дорогой Банбери, что ваш рассказ заставил меня задуматься. Не знаю почему, но мне очень странными показались эти деревенские обычаи. Что же они могут скрывать?
- Да ничего особенного, конечно, - откликнулся барон. - Простите. Кажется, я своими бреднями побеспокоил вас. Послушайте меня, дорогая госпожа, идите спать. Рецепт любого, даже самого вкусного жаркого не является такой вещью, из-за которой ваши прекрасные глаза могут завтра выглядеть усталыми. На рассвете Куланн поднимет нас в путь, и вам нужно быть сильной и свежей.
- Свежей... Вы правы, барон. А заметили, какая прекрасная внешность у здешних жителей: кожа свежая, без единой морщины, тела упругие.
- Вы краше, если вас втайне беспокоит сравнение. Уверяю вас, что здешние молодки, хоть и хороши, даже мечтать не могут о такой внешности, как у вас. Идите отдыхать, Каэ.
- Вы меня уговорили; Спокойной ночи, Банбери.
- Спокойной ночи, - ответил Вентоттен, растворяясь в ночи.
Каэ вытянула ноги, зевнула сладко, поднялась:
- Пойдем в дом, пес. Барон прав, отдыхать просто необходимо, иначе упадем однажды без сил и пропустим все на свете. Однако же как хорошо здесь женщины выглядят, будто в крови купаются... в крови...
Только в состоянии полусна, когда мозг уже бездействует и только подсознание управляет мыслями и поступками, может осенить блестящая и безумная догадка, которая наяву показалась бы невероятной. Каэтана, засыпавшая на ходу, вяло подумала, что так цветущи бывают вампиры и каннибалы, потому что утверждают, что нет лучше пищи, нежели человеческое мясо. И к тому же оно крайне вкусное, гораздо вкуснее дичи, говядины, свинины и чего там еще?
Обо всем этом она думала не всерьез, а постольку, поскольку у нее не хватало сил, чтобы повернуть течение мыслей на другую тему. Она уже спотыкалась, идя в хижину, как вдруг Тод отчаянно и тоскливо взвыл, и она вздрогнула, приходя в себя:
- Что за мерзость иногда может привидеться! - и вдруг замерла на месте. Кто-кто, но уж она должна была бы знать, что ей не грезятся глупости, а только возможные события.
Каэтана принялась рассуждать: будить всех, чтобы спросить, не пытались ли их съесть гостеприимные хозяева, было как-то слишком. Она представила себе лица сангасоев, выдернутых ее криками прямо из горячих объятий, и даже захихикала. С другой стороны, если ее неуместная стеснительность станет причиной трагедии, то она себе этого никогда не простит. Наконец Каэ решила пойти к барону Вентоттену и спросить его, может ли так вкусно пахнуть человечина, рискуя показаться ему не Богиней Истины, но Богиней Безумия. Пес, видимо, заметил некую перемену в своей хозяйке, потому что заметно повеселел и выбранное направление тоже одобрил, буквально волоча ее за собой в сторону дома, где на ночлег остановился барон в компании с Рогмо.
В какой-то момент Каэтана окончательно проснулась. Как протрезвела. А проснувшись, испугалась. Вернулась в дом. Взяла мечи, которые откликнулись легкой дрожью, и только потом чуть ли не бегом бросилась к Банбери. Около его хижины она остановилась, осторожно обошла ее сзади и постучала в окно комнаты, где спали ее друзья.
Все было в порядке, потому что Рогмо откликнулся сонным голосом:
- Кто?