Огненная судьба. Повесть о Сергее Лазо

— Прошу взглянуть на карту. Вот Сучанские копи. По нашим данным — здесь у противника сосредоточены крупные силы. Обратите внимание, что Сучанские копи по отношению к нашим базам расположены очень выгодно для противника. Поэтому нет никакого сомнения, что в случае нашего выступления противник использует гарнизоны на копях как свой подвижный боевой резерв. Отсюда наша первая боевая задача — не дать ему маневрировать своими силами, сковать его… Я пока рисую план в общих чертах. Детальная разработка будет предложена позднее. Мне и моим товарищам необходимо познакомиться с положением дел на местах.

Сугубо военная, профессиональная терминология удивительным образом сказывалась на настроении сидевших перед Лазо людей: каждый из них как бы возвышался в собственных глазах и ощущал себя уже не просто вожаком, а настоящим командиром. Вместо привычных отрядных интересов в расчет пошли соображения высокого порядка — надвигалась настоящая война.

Величие того, что предстояло совершить, неуловимо выпрямляло людей, заставляло иначе сесть, сделало значительными лица.

Ильюхов вдруг одернул гимнастерку, лицо его загорелось.

— Товарищ Лазо, разрешите обратиться? Мне кажется, что руководить всей операцией должны вы. Именно вы!

Тишина. Этого никто не ждал. Губельман, дергая себя за длинный и пушистый ус, исподлобья взглянул на взволнованного Ильюхова, тот ответил ему честным и открытым взглядом.

— Видите ли… — проговорил Лазо. — Повторяю: мы прибыли в распоряжение Ревштаба.

— Я скажу больше, — настойчиво продолжал Ильюхов. — После таких ударов, как мы планируем, противник непременно примет меры. Уже сейчас замечено, что из Владивостока и Никольска-Уссурийского уходят эшелоны на Спасск, Иман и Шкотово. Мне думается, что это перегруппировка сил. Следовательно, нам предстоит сложнейшая операция. Думаю, что руководить ею должен хорошо подготовленный человек.

— Словом, — подытожил Губельман, спрыгивая с подоконника, — надо готовиться к большой войне. Я правильно вас понял?

— Так точно, — по-военному ответил Ильюхов.

Губельман, собираясь с мыслями, прошелся по крошечному пространству перед столом. Высокий артиллерист проворно подобрал ноги. Губельман подошел к Лазо, задумчиво положил ему руку на плечо. Мысли его по-прежнему витали где-то далеко.

— Тут вот еще что нужно иметь в виду, — начал он, не убирая руки с плеча Лазо, — вспомнились мне слова одного человека. Передать дословно трудно, да и незачем, но за точный смысл ручаюсь. Он сказал примерно так: «Для ведения войны по-настоящему необходим крепкий организованный тыл. Самая лучшая армия, самые преданные делу революции люди будут немедленно истреблены противником, если они не будут в достаточной степени вооружены, снабжены продовольствием, обучены».

Свесив пышные кудри, он замолчал. Слушатели ждали.

— Знаете, что это за человек? Ленин!

Как бы оттолкнувшись от плеча Лазо, старый политкаторжанин пошел к окну.

Сергей Георгиевич восхитился. Молодец Дядя Володя! По обыкновению, он заглядывал дальше всех.

Партизанские командиры, затаив дыхание, не сводили глаз с Губельмана.

— Поймите меня правильно. Одной отваги мало, очень мало.

— Мы не можем быть пушечным мясом для японцев! — воскликнул Лазо. — Мы не имеем права погибать. Мы должны победить, и только победить! Для этого нас и послала партия, для этого мы вас сегодня и собрали…

Командиры сосредоточенно слушали. Лазо согласился с предположением Ильюхова, что противник производит перегруппировку сил.

— Допустим, мы его опередим и первыми нанесем удар. А дальше? У нас нет артиллерии, мало пулеметов. У нас кустарное производство патронов. Наши партизаны раздеты и разуты. Я обратил внимание: большинство в лаптях… Если противник предпримет наступление — а он его обязательно предпримет, в этом не может быть никакого сомнения, — нам потребуется широкий маневр. А как мы сможем маневрировать без баз снабжения!

Из разрозненных отрядов следовало создать войско, быстрое, увертливое, способное внезапно нападать и быстро, не теряя боеспособности, отходить. При такой войне, когда сплошного фронта не существовало и исключалось позиционное сидение в окопах, громадное значение приобретали разведка, помощь населения, знание местности, обеспечение боеприпасами и продовольствием.

Человек в артиллерийской фуражке — как оказалось, командир одного из самых боевых отрядов, Лихоткин-Овчаренко, — рассказал, как удалось наладить кустарное производство ручных гранат. Он называл их бомбами. В пустую консервную банку закладывался динамит и горсть гвоздей или рубленой проволоки, приделывался кончик бикфордова шнура. Так же кустарно изготовлялись и патроны.

— А взрывчатка? — спросил Лазо. — Где вы берете столько взрывчатки?

— Шахтеры выручают, товарищ командующий. У нас с Тетюхинского рудника много ребят. У них это налажено. Каждый забойщик обязательно откладывает порцию для партизан.

— Динамит?

— Когда как, товарищ командующий. Когда динамит, когда пироксилин. Но все равно годится. Наши уже наловчились.