По каким-то причинам на Марсе потребовалось постоянное присутствие представителя Земли. Одной темной ночкой этот консул нас заловил и отправил на Марс. Когда мы туда прибыли, шойнский посол осмотрел нас и решил, кто из нас двоих ему подходит. Означает ли это, что второй сможет вернуться? Но что станет с другим?
Как бы то ни было, местный посол был слишком важной шишкой, чтобы назвать марсианам имя счастливчика. При помощи «дрифования» он обучил какого-то правительственного чиновника нашему языку, и теперь марсианину придется крутиться самому. А марсианин, несмотря на всю свою застенчивость, считает, что он как минимум в пять раз умнее нас. Наконец, его английский оказался не очень-то хорош.
— Может, все дело в том, что его дрифанули всего раз? — предположил я. — И язык не усвоился как следует. — Я нервничал: с нами до сих пор обращались слишком небрежно.
— А что это за штука такая, дрифование? — спросил Пухляк у Близела, когда тот вновь появился на палубе, сжимая щупальцами охапку всяческого оборудования.
— Дрифовать могут только Они-Из-Шойна. Мы… э-э… марсиане, для этого до сих пор используем приборы. Дриф — это не образ, а конструкция… э-э… транслитерации, служащей для вашего восхищения. Те-Из-Шойна дрифуют, используя… э-э… внутреннюю силовую структуру того, что вы называете космосом. Подобным способом можно… э-э… материализовать любой предмет — вещественный или какой угодно. А теперь начнем проверку.
Марсианин вручил нам различные приборчики с мигающими разноцветными огоньками. Как оказалось, он хотел, чтобы мы нажимали разные кнопочки, когда Огоньки складывались в некие узоры, но мы, как мне показалось, так и не сделали ничего правильно.
Пока мы играли марсианскими игрушками, Пухляк небрежно поинтересовался, что произойдет, если мы откажемся расстаться и оставить одного из нас здесь. Марсианин столь же небрежно ответил, что один из нас в любом случае останется и у нас нет выбора, потому что мы можем делать только то, что нам разрешают.
Пухляк поведал ему, что на Земле есть очень умные люди, знающие логарифмы и подобные штучки и согласные пожертвовать оба зуба мудрости, а то и глаз ради шанса провести остаток своих дней на Марсе. И эти люди, отметил он, окажутся куда более интересными для марсиан, а то и для Них-Из-Шойна, чем хозяин лавочки и владелец бензоколонки из маленького городка, которым оказалось не по силам одолеть даже элементарную алгебру.
— Мне кажется, — деликатно заметил Близел, — что вы преувеличиваете разницу между их интеллектом и собственным.
Пухляк выдержал проверку. Наверное, сказался его опыт работы с моторами. Я его поздравил, и он уныло взглянул на меня.
Близел полез обратно к себе, сказав перед этим, что Пухляку придется ненадолго съездить с ним в их «слимп» — мы решили, что это нечто вроде города. И если выяснится, что Пухляк подходящий кандидат, то он привезет его обратно «э-э… организовать прощание». Впрочем, Близел жутко нервничал — боялся, что сделал неправильный выбор.
Пухляк покачал круглой головой, глядя на марсианина, который сооружал маленький пузырь за пределами нашего — в нем предстояло ехать Пухляку.
— Знаешь, вообще-то этих парней нельзя по-настоящему винить. В конце концов, у них своих проблем хватает. Ведь они пытаются войти в галактическую федерацию на равных с какими-то большими шишками и теперь хотят доказать свои способности. А сейчас они нечто вроде любителей, вступающих в игру с командой профессионалов. Мне только одно не понравилось — как они виляют хвостом перед этими шойнами. Немного собственного достоинства им бы не помешало. Если хорошенько разобраться в ситуации, то они здесь самые обычные эксплуатируемые туземцы и все полагают, что мы станем такими же, только на еще более низком уровне.
— Ничего, Пухляк, подожди, пока люди доберутся до Марса. Уж мы-то этих марсиан в обиду не дадим. С нашими-то атомными бомбами и прочим оружием мы избавим систему от галактических империалистов. Спорю на что угодно, мы и глазом не успеем моргнуть, как наши ученые разберутся с тем силовым барьером. И с дрифованием тоже.
— Конечно. И подумать только — в коре Земли обитает разумная форма жизни, а то и не одна, и этот Он-Из-Шойна водит их за нос и пудрит им мозги. Ужас! Мы уже знаем про марсиан с их цивилизацией, а сколько еще разумных видов отыщется между Меркурием и Плутоном. Целая империя, Пол, куда больше, чем любая империя на Земле, — и всю ее контролируют эти куски зеленого желе!
Близел закончил создание пузыря, и Пухляк забрался в него через шлюз. Стенки пузыря были темнее, чем у того, где остался я, и я предположил, что Близел менее опытен в таких делах, чем зеленая медуза из бухты Казуаров.
Марсианин залез в свою машину и поехал прочь. Пузырь с Пухляком повис над машиной и полетел следом.
Следующие часов десять или двенадцать я провел на Марсе в одиночестве. Наступила ночь, и я любовался, как на небе гоняются друг за другом две луны. Как-то раз из песка вылезла здоровенная змея, посмотрела на меня и поползла дальше по своим змеиным делам.