Огненная вода

Естественно, это очень беспокоит моего контрагента. Я не знаю точно, какое положение он занимает — он может оказаться кем угодно, от бухгалтера до администратора экспедиции, — но отвечать придется ему, если экспедиция принесет одни убытки. Кроме того, я понял, что по своему положению он не может заниматься исследованиями, после которых его неуравновешенные товарищи покалеченными возвращаются в сумасшедшие дома, которые он для них построил в пустынях. Более того, те из них, кто ухитрился сохранить душевное здоровье, постоянно выказывают ему свое презрение. Они, видите ли, считают, что их функция — выполнение задач экспедиции; он же отвечает только за материальное обеспечение. Думаете, их сколько-нибудь волнует, — Хебстер фыркнул, — что ему нужно представить отчет о результатах экспедиции в терминах балансовой ведомости?

— Что ж, по крайней мере в этом вопросе вы достигли взаимопонимания, — усмехнулся Браганза. — Возможно, торговцы со своим простым, откровенно надувательским подходом и станут решением проблемы. Вы уже дали нам больше важнейших сведений, чем мы сумели получить за многие годы дорогостоящих исследований. Хебстер, я хочу, чтобы вы выступили со своим рассказом в эфире и показали парочку спятивших Пришельцев — аналогов наших Первачей — телезрителям.

— Нет уж. Рассказывать будете сами. И вообще все лавры можете оставить себе. Я телепатирую соответствующую просьбу своему дружку-Пришельцу по каналу, который он зарезервировал для меня, и он пришлет вам для телепередачи пару помешавшихся на человечестве «бутылок с точками». А мне надо побыстрее возвращаться в Нью-Йорк и сажать всех сотрудников за поистине энциклопедическую работу.

— Энциклопедическую?

Бизнесмен застегнул брючный ремень и потянулся за галстуком.

— Ну а как еще назвать первое издание «Хебстерского межзвездного каталога человеческой деятельности и наличных артефактов» с указанием примерных цен?

БОЛЕЗНЬ

Согласно отчетам, разносчиком болезни был русский, Николай Белов; именно он принес заразу на корабль, подцепив ее во время обычного геологического поиска на следующий день после посадки. Если это имеет какое-то значение, поиск Белов осуществлял на гусеничном вездеходе, произведенном в Детройте, США.

Почти немедленно он радировал на корабль. В это время в рубке, как обычно, находился Престон О’Брайен, штурман — проверял электронное оборудование и прокладывал воображаемый обратный курс. Он-то и ответил на вызов.

Белов, конечно, говорил по-английски; О’Брайен — по-русски.

— О’Брайен! — воскликнул Белов взволнованно, как только связь была установлена. — Догадайтесь, что я нашел! Марсиан! Целый город!

О’Брайен щелкнул крышкой компьютера, откинулся в противоперегрузочном кресле и запустил пальцы в свою стриженную под «ежик» рыжую шевелюру. Конечно, ничто не давало людям такого права, но почему-то космонавты принимали как само собой разумеющееся, что кроме них на этой холодной, пыльной, безводной планете никого нет. И, узнав, что это не так, штурман испытал острый приступ клаустрофобии. Как будто только что он сидел в просторной тихой библиотеке колледжа, работая над диссертацией, — и вдруг, подняв голову, обнаружил, что ее заполнила толпа возбужденно болтающих первокурсников, едва закончивших писать сочинение. Или как в тот неприятный момент в самом начале их экспедиции, когда он очнулся от кошмарного сна, в котором беспомощно дрейфовал в беззвездном черном вакууме… очнулся и увидел крепкую правую руку Колевича, свисающую с верхней койки, и услышал густой славянский храп, заполнивший всю комнату.

Да нет, я вовсе не нервничаю, постарался заверить сам себя О’Брайен; в конце концов, все они несколько… нервничали в последние дни.

Ему никогда не нравилось быть в толпе. И он не любил, когда его заставали врасплох.

Штурман раздраженно потер руки над уравнениями, которые он писал минуту назад, потом откашлялся и спросил:

— Живые марсиане?

— Нет, конечно, нет! Откуда могут взяться живые марсиане в несчастной пригоршне молекул, которая здесь называется атмосферой? Единственные живые создания в этом месте — обычные лишайники да, может быть, пара плоских червей, таких же, как те, которых мы нашли рядом с кораблем. Последний из марсиан умер по меньшей мере миллион лет назад. Однако город цел, О’Брайен, цел и почти нетронут.

Штурман совершенно ничего не смыслил в геологии, но даже он не поверил.

— Цел? Вы хотите сказать, что за миллион лет он не рассыпался в прах?

— Ни капельки! — фыркнул Белов. — Понимаете, город подземный. Я заметил большой провал с покатыми стенками и никак не мог определить, что это такое: он никак не соответствовал рельефу. И изнутри шел поток воздуха, не дававший песку осыпаться. Я съехал туда на вездеходе — пятьдесят, ну шестьдесят ярдов по откосу — и попал в него, в этот огромный, пустой марсианский город… Так будет выглядеть Москва через тысячу, десять тысяч лет! Он прекрасен, О’Брайен, просто прекрасен!.

— Ничего не трогайте, — предостерег его О’Брайен. Москва!.. Вот уж в самом деле!